Пряный кофе

– Можешь идти, – рассеянно отослала я Юджинию, и, как только дверь кабинета затворилась, тут же потянулась за ножом для бумаги.

Внутри оказалась коротенькая записка от Эллиса, начертанная поверх выцветшего обрывка газеты, небольшое письмо на плотной, дорогой бумаге и множество распечатанных пухлых конвертов.

«Бесценная В., – гласила записка. – Вчера пришёл ответ от Уиллоу-младшего. Вы имеете столько же прав на эти послания, сколько и я».

Подписи он не поставил.

Второе письмо жгло мне руку. Но прочитать его я решилась не сразу, точно предчувствовала, что оно лишь усложнит всё.

«Уважаемый мистер Норманн!

Отвечаю лишь потому, что послание Ваше говорит о глубоких личных чувствах. Однако особа, которую Вы называете Мадлен Рич, никак не может быть ею.

Мадлен Рич, коей я дорожил больше всех в своей жизни, покоится на кладбище Ривер-энд в Бромли, недалеко от помпезного склепа с черномраморными ангелами, меж двух рябин. Вы, должно быть, гадаете, как я допустил это, если любил её столь сильно… Как бы то ни было, в смерти Мадлен я виноват не меньше того мерзавца, что поджёг мой театр.

Наверное, Вы уже знаете, дорогой мистер Норманн, что Мадлен попала к нам, будучи совсем юной. Злые языки говорили, что мой отец взял её в труппу из самых низменных побуждений, однако этого просто не могло быть. Дело в том, что её мать в девичестве носила фамилию Тандер, а значит приходилась мне троюродной кузиной.

Мы всегда держали это в секрете, иначе, сами понимаете, жизнь Мадлен в театре стала бы невыносимой.

Обстоятельства, при которых Мадлен покинула родной дом, упоминать я не имею права: то не мой секрет. Однако уверяю Вас, что она была девушкой добродетельной, хоть и избалованной сверх меры. Мы с отцом, признаюсь, продолжили её баловать. Талантом она была наделена таким, что на сцене от неё никто не мог отвести глаз. Впрочем, я могу льстить ей – ведь уже тогда я был влюблён.

О, как противился этому чувству отец!

Но так или иначе, никто из нас не сомневался, что через несколько лет мы с моей милой Мадлен обручимся.

А потом она заболела.

Точнее, больна она была несколько лет, но мигрени вдруг усилились. Доктор выписал ей лекарство, нечто вроде лауданума, но более сильное. От него страдания Мадлен облегчались, однако нрав портился. Она теряла способность усмирять свои гневные порывы, часто рыдала, как дитя. Я не мог постоянно находиться с ней и приставил слугу, который был достаточно силён, чтоб сдерживать её во время приступов.

И знаете, что самое интересное, дорогой мистер Норманн? Даже тогда в театре её продолжали любить.

Злословили, но любили… Воистину, чудны деяния Небес.

Накануне того пожара у нас с Мадлен вышла ссора. Она плакала, из-за лекарства, полагаю, несла сущую околесицу, говорила, что убила свою подругу. Однако слуга уверил меня, что ничего такого не было вовсе. Я поговорил с мисс Б. и убедился, что слуга не лгал.

Словом, мы расстались в тяжёлых чувствах.

А на следующий вечер тот проклятый фабрикант, Грэмбл, поджёг театр, пользуясь суматохой после премьеры. Доказать я ничего не смог.