Праздников у кондитеров не бывает, вместо них всегда авралы. Люби Дамело чуть меньше ядовитую, изощренную еду белых, от которой их тела становятся текучими и нежными на ощупь, словно грязь, он бы сейчас злился и ругательски ругал всех и вся: Димми с его попытками обратить друга в свою веру и заразить своими идеями, будто чумой, хозяина с его жадностью, сделавшего ресторан в режиме «до последнего», посетителей с их страхом, запах которого облаком стоял в чайном и кофейном залах, перебивая запах корицы и ванили…
— Скажите, пожалуйста! — ворвался в кухню напористый женский голос. Голос-бур, голос-сверло, голос-дрель. — Скажите, пожалуйста! В этом салате точно нет киви? У моего мужа аллергия на киви, поэтому мне нужно знать точно!
Дамело обернулся, слегка набычившись, поглядел искоса. Женщина оказалась даже аппетитней, чем в отражении на дверце холодильника: крепенькая молодая самочка, заполучившая в свое гнездо лучшего из своей стаи. Гордая тем, что ей удалось. Желающая всем продемонстрировать: смотрите, что у меня есть! Муж! С аллергией на киви!
— Киви нет. Есть личи. У него нет аллергии на личи?
— Я… я-я-я не знаю… — залепетала жена своего мужа. Самого лучшего — там, где она его нашла. А здесь — здесь был Дамело. Привыкший, что в его присутствии женщины начинают лепетать.
— Экзотические плоды, — с хрипотцой произнес Дамело, подходя ближе, — вкусны, но часто оказываются аллергенны.
И засунул большой палец даме в рот, выворачивая уголок рта наружу, размазывая яркую помаду по щеке. Дама задохнулась от возмущения… и сжала губы — крепко, словно капкан захлопнула.
Закуток на задах кухни (который ресторатор упорно называл чилаутом, а прочие — не менее упорно — чуланчиком) после набега Дамело и заботливой жены, конечно же, пришлось проветривать, иначе терпкий запах чужого удовольствия стоял бы в чулане до завтра. По открытой двери персонал сразу понял, кто здесь только что резвился: о выходках «мсье» в ресторанном мире ходили легенды. Которых Дамело не хотел, но и не боялся.
— И чем ты их берешь? — без особого интереса, скорее по привычке покачал головой повар по холодным закускам, псевдо-итальянец, псевдо-японец, псевдо-филиппинец по прозвищу Хилер.
Вообще-то был он из Митино и звали его Сеня. Поэтому для заказавших суши он был Сэн, для любителей пиццы — Сэнни, а для всех, не знавших, что бы еще такое сожрать невиданное — Хилер. Благо до филиппинской кухни посетители доходили в том состоянии, когда все слова кажутся смутно знакомыми, но смысл почему-то ускользает.
— Я всё видел, между прочим, как ты ей пальцы в рот пихаешь. Если б я кому так… Эххх! — и Хилер рубанул ножом по куску пармезана с таким видом, словно это злосчастный сыр виноват, что мастер закусок никому не запихивает в рот пальцев, пахнущих луком и винным уксусом.
— Готовь хуже, Хилер, пусть придут с жалобой. Тут ты и сделаешь свои сексуальные пальцы веером, — давясь от смеха, посоветовал тот самый официант, что сладко выгибался перед Диммило — не первый раз, между прочим, выгибался.
— Работаем, — сухо предупредил Дамело. — Эдемский.
В кухню на всех парах влетел хозяин, потомственный ресторатор Едемский, пишущий себя через «э», не зная, что глухоманная, самоедская его фамилия — древняя, боярская, едва ли не старше города, в котором он сейчас подвизался, держа пару плохоньких едален и мечтая со временем выбиться в люди, наверх, туда, где деньги, кровь и унижения льются рекой. Персонал, предупрежденный Дамело, даже с ритма не сбился, продолжая рубить и шинковать. Все давно привыкли к чутью «мсье» и доверяли ему безоговорочно.
Едемский-Эдемский сверкнул глазами:
— Почему чилаут открыт?
— Я там трахался, — постарался дракон, озвучил сокровенное.
— Да? Удачно, надеюсь? — осведомился хозяин. Был он сволочь, вор, сноб, но не ханжа.
— Удовлетворительно, — кивнул Дамело и отправился к своим заготовкам. Перепих перепихом, а десерты сами себя не приготовят.
— Кобелина, — пробормотал хозяин — с гордостью, точно сам породу вывел.