– А мы не чересчур, сэр. Мы совсем-совсем легонько.
– Ни в коем случае. Здесь
Это было сказано негромко – но через секунду Джойс, скосив глаза на арестованного, пригнулся к уху своего помощника и произнес совсем уже шепотом:
– Другое дело, что мы можем его этим припугнуть. За такое нас точно никто не осудит!
– Так точно, сэр.
– Али! – Джойс вновь заговорил громко, командным голосом: – Проследите, чтобы солдаты взяли старую подкову и раскалили ее докрасна.
– Будет исполнено, сэр!
– Вы двое, – бимбаши повернулся к ближайшим солдатам, – снимите с этого молодчика галабею и держите его покрепче!
Арестант следил за этими приготовлениями скорее с насмешкой, чем с испугом. Он даже не дрогнул, когда чернокожий сержант, держа на двух штыках раскаленную подкову, приблизился к нему.
– Ну что? Теперь ты будешь говорить? – вопросил Хилари голосом, которому постарался придать интонации холодной жестокости.
Пленник мягко, даже ласково улыбнулся и провел рукой по своей бороде.
– О черт! Бросьте эту проклятую подкову! – воскликнул Джойс, в ярости вскакивая со своего судейского места. – Обманывать его бесполезно. Он нас раскусил: он знает, что мы не будем пытать его раскаленным железом. Но вот плети он у меня отведает – и это я ему гарантирую! Даю ему срок до завтра. Не заговорит – шкуру спущу, не будь я Джойс! Али!!! Ты перевел ему все это?!
– Так точно, сэр!
– А вот что я еще добавлю от себя: «А теперь отправляйся спать, о путник, краса пустыни – и пусть твоя ночь будет наполнена мыслями о том, что произойдет с тобой утром!»
(Это Хилари произнес на языке, который, как он надеялся, благодаря учебнику профессора Грина сделался уже в достаточной мере арабским.)
На этом суд был завершен. Заключенного, сохранившего прежнюю невозмутимость, отвели «на гауптвахту» (в одну из палаток) и предоставили ему «тюремный ужин» (состоящий из холодного риса и воды). Неизвестно, какими мыслями была наполнена его ночь, но сам Хилари Джойс, человек гораздо менее суровый, чем он стремился продемонстрировать, до утра не сомкнул глаз, думая о том, что же ему теперь делать с собственным обещанием. Он, конечно, сможет
Внезапно бимбаши пришла в голову страшная мысль, что араб, возможно, и в самом деле глухонемой. И эта мысль до такой степени потрясла его, что Джойс почти окончательно уверился: допрашивать арестованного он не будет, лучше отправит его, живого и невредимого, в Асуан. Но все-таки… Все-таки как бы хорошо отправить не только пленника, но и хотя бы краткий отчет о его допросе…
На этом месте размышления бимбаши были прерваны самым что ни на есть неприятным образом. В его палатку ворвался Мохаммед Али.
– Сэр! Пленник бежал!
– Как – бежал?!