Заколдованный замок

Как и в прошлый раз, ждать ответа пришлось несколько минут, в течение которых умирающий, как нам казалось, собирался с силами, чтобы заговорить. Наконец он чрезвычайно тихо и неразборчиво пробормотал:

— Да… сплю… и умираю…

Доктора посоветовали оставить больного в этом состоянии мнимого спокойствия и больше не тревожить до самой смерти, которая, по нашему общему мнению, должна была наступить через несколько минут. Мне хотелось задать ему еще один вопрос, но перед этим я повторил тот, который уже задавал.

Едва я начал произносить те же слова, которые умирающий уже слышал, как его лицо поразительно изменилось. Глазные яблоки начали вращаться под веками, затем глаза медленно открылись, причем зрачки закатились под лоб. Кожа приняла мертвенный цвет писчей бумаги, а круглые гектические пятна[48], которые до этой минуты ясно виднелись на средине каждой щеки, внезапно исчезли, причем с такой скоростью, как если бы кто-то задул горящую свечу. Верхняя губа вздернулась, обнажив десны и зубы, а нижняя челюсть отвалилась, оставив рот так широко распахнутым, что была видна глотка и распухший, почти черный язык.

Те, кто присутствовал при этом, не раз видели смерть во всем ее безобразии, но облик Эрнеста Вальдемара в ту минуту был до того ужасающе безобразен и омерзителен, что мы невольно отпрянули от его кровати.

Здесь мое повествование достигло той точки, после которой всякий читатель может усомниться в правдивости автора; несмотря на это, я вынужден продолжать.

В теле, которое было распростерто перед нами, не оставалось ни малейшего признака жизни. Решив, что Вальдемар умер, мы уже собирались передать его труп слугам, чтобы те о нем позаботились, но внезапно его язык затрепетал, и это вынудило нас остановиться. Эти судорожные движения продолжались с минуту, после чего из разверстого и неподвижного рта послышался такой голос, что с моей стороны было бы полным безумием даже пытаться его описывать. Но все же я попробую дать о нем представление с помощью нескольких определений: это были дряблые, жесткие, глухие, пустые и в то же время глубокие звуки, производившие невыразимое впечатление. Я полагаю, что никогда еще подобный голос не терзал человеческое ухо. Кроме того, в нем были еще две странности, которые, с моей точки зрения, свидетельствовали о его сверхчеловеческой сущности. Во-первых, голос этот исходил как будто из чрезвычайно отдаленного места или глубокого подземелья. А во-вторых, он оставлял по себе такое ощущение, какое производят на ощупь студенистые и слизистые вещества. При этом он с поразительной ясностью воспроизводил последовательность слогов, из которых складывались вполне связные слова.

Как вы помните, незадолго до того я спросил мистера Вальдемара, спит ли он. И теперь я получил ответ:

— Да… или нет… я спал… но теперь… теперь я мертв…

Всех, кто при этом присутствовал, охватил невыразимый ужас. Студент упал без чувств, а слуги опрометью выскочили из комнаты, покинули дом и больше не возвращались. Что касается моих впечатлений, то они были таковы, что я не смею даже пытаться их передать. В течение целого часа мы втроем, не произнося ни единого звука, старались всячески привести в чувство несчастного Теодора Л. Как только нам это удалось, мы снова вернулись к умершему.

Положение его тела нисколько не изменилось; разница состояла лишь в том, что его сердце больше не билось, а на поднесенном ко рту зеркале не появлялось ни малейших следов дыхания. Мы безуспешно пытались пустить ему кровь из руки, которая, между тем, уже не повиновалась моей воле. Единственным признаком того, что магнетическое воздействие все еще продолжается, была дрожь языка — она возникала всякий раз, когда я пытался задать Вальдемару вопрос. Казалось, он пытается ответить, но для этого ему уже не хватает воли. К вопросам, задаваемым кем-либо, кроме меня, он был совершенно нечувствителен, несмотря на то что я старался наладить его магнетическую связь с каждым из присутствующих.

Теперь вы имеете представление о том, в каком положении все мы находились в это время. Нам пришлось похлопотать, чтобы найти людей, готовых заменить сбежавших слуг, а в десять утра мы вместе с двумя докторами и Теодором Л. вышли из дома и вернулись только в полдень.

Положение мистера Вальдемара оставалось совершенно тем же. Мы обсудили возможность каким-либо образом привести его в чувство, а также стоит ли вообще пытаться это делать, и пришли к выводу, что ничего хорошего ожидать от этого не приходится.

Нам было совершенно очевидно, что смерть, или то, что по привычке мы называем смертью, была приостановлена действием магнетизма. Следовательно, разбудить или привести в чувство нашего пациента хотя бы на самое короткое время, означало мгновенно убить его.

Начиная с этой минуты и в течение последующих семи месяцев, мы продолжали ежедневно посещать мистера Вальдемара в сопровождении его знакомых, медиков и просто любопытных. На протяжении всего этого времени он оставался в точности таким же, каким мы видели его в тот день. Слуги, сменяясь, ухаживали за ним и не отлучались ни на минуту.

Но в минувшую пятницу мы в конце концов решились попытаться разбудить его или, по крайней мере, попробовать это сделать. Нас постигла неудача, а результат наших усилий породил огромное количество толков, сплетен и пересудов, которые вполне можно понять ввиду крайней необычности событий.

Чтобы вывести мистера Вальдемара из его «летаргии», я использовал обычные магнетические пассы, которые в течение довольно продолжительного времени оставались безуспешными. Первым признаком пробуждения послужило небольшое движение его закатившихся зрачков. Оно сопровождалось обильным истечением из-под верхних век желтоватой дурно пахнущей влаги, похожей на гной.

Тогда мне было предложено испытать, как и раньше, силу влияния на правую руку пациента. Я попробовал, но без успеха. Доктор Ф. предложил, чтобы я снова спросил пациента о чем-либо, и я обратился к нему:

— Мистер Вальдемар! Можете ли вы сказать нам, что вы чувствуете и чего хотите в эту минуту?

На щеках пациента вспыхнули гектические пятна, язык забился в конвульсиях и с невероятным усилием повернулся во рту, хотя челюсти и губы оставались в прежнем положении. Наконец все тот же ужасающий голос медленно произнес: