Заколдованный замок

Было без пяти восемь, когда я, взяв больного за руку, попросил его заявить — так, чтобы это слышал мистер Теодор Л., — что он, Эрнест Вальдемар, согласен на то, чтобы я магнетизировал его в том состоянии, в котором он в данную минуту находится. Больной кивнул и произнес слабым, но совершенно внятным голосом: «Да, я хочу подвергнуться магнетизации». После чего сразу же добавил: «Боюсь, однако, что вы потеряли слишком много времени!»

Пока он произносил это, я уже начал совершать те магнетические пассы, которые, по моим наблюдениям, оказывали на него особенно сильное действие. Он, очевидно, ощутил их действие, особенно когда моя ладонь находилась перед его мокрым от холодного пота лбом. Тем не менее я так и не смог добиться ощутимого результата почти до десяти часов, когда приехали доктора Д. и Ф., исполнив свое обещание.

В нескольких словах я объяснил им, что собираюсь проделать, и они, со своей стороны, не усмотрели никаких препятствий для моих экспериментов, так как, по их мнению, больной находился уже в агонии. Я продолжал, сменив горизонтальные пассы на вертикальные и сосредоточив свой взгляд на правом зрачке пациента.

К этому времени его пульс едва прощупывался, а дыхание с остановками до полуминуты сопровождалось хрипением. Это состояние сохранялось без изменений в течение четверти часа, и наконец из груди умирающего вырвался очень глубокий и почти свободный вздох. В то же время руки и ноги Вальдемара стали холодными как лед.

Без пяти одиннадцать я заметил несомненные признаки магнетического воздействия. Хаотическое блуждание глаз сменилось выражением напряженного внутреннего созерцания, характерного для состояний ясновидения. Тут нельзя было ошибиться — этот признак никогда еще меня не подводил.

Несколькими быстрыми пассами я заставил его веки затрепетать, как в начале погружения в сон, и еще несколькими заставил больного окончательно закрыть глаза. Одновременно я, напрягая всю свою волю, продолжал манипуляции до тех пор, пока все члены больного не приняли удобное для меня положение и не оцепенели в нем.

Тем временем часы пробили полночь. Я попросил обоих медиков и студента осмотреть мистера Вальдемара, что они и сделали весьма тщательно. Это заняло около получаса, и в конце концов они признали, что умирающий находится в состоянии полной каталепсии[47]. Это до того возбудило профессиональное любопытство обоих врачей, что один из них — мистер Д. — решился остаться с пациентом на всю ночь, а доктор Ф. простился с нами, объявив, что приедет на рассвете. Слуги и Теодор Л. присутствовали в комнате постоянно.

Мы оставили Вальдемара в покое до трех часов утра, а затем снова осмотрели его и обнаружили в том же положении, что и в полночь. Пульс едва бился, признаки дыхания можно было обнаружить только при помощи зеркала, поднесенного к губам, глаза были плотно закрыты, а все оцепеневшие члены вытянуты и холодны, как мрамор. И в то же время о смерти еще не могло быть и речи.

Приблизившись к объекту моего эксперимента, я сделал небольшое усилие, целью которого было заставить его правую руку повторять движения моей руки, которой я медленно проводил над ним. Подобные вещи с Вальдемаром ранее мне никогда не удавались, поэтому и сейчас я не особенно рассчитывал на успех. Но, к моему удивлению, рука его, хотя и слабо, но покорно последовала за моей. Тогда я решился попытаться задать несколько вопросов.

— Эрнест, — спросил я, — вы спите?

Он молчал, но я заметил, как мышцы его губ слабо дрогнули, и решил повторить попытку. С третьего раза дрожь пробежала уже по всему его телу; веки приоткрылись настолько, что можно было видеть полоски белков; губы с огромным трудом зашевелились, и я услышал едва различимые слова:

— Да… сейчас я сплю… Только не будите меня… дайте мне спокойно умереть…

Я ощупал его тело: оно по-прежнему было холодным и одеревенелым, но правая рука, так же, как и раньше, подчинялась движениям моей руки.

Я снова спросил:

— Вы все еще чувствуете боль в груди, Эрнест?

На этот раз ответ последовал немедленно, но еще менее внятно:

— Нет никакой боли… просто я умираю.

Я больше не решился тревожить его и до приезда доктора Ф. ничего не предпринимал. Доктор, как и обещал, явился на рассвете и невероятно удивился, обнаружив, что больной еще жив. Осмотрев его, он попросил меня еще раз попробовать поговорить с пациентом.

Я спросил:

— Эрнест, спите ли вы еще?