Ранние арабские авторы, в назидание будущим поколениям, нередко упоминали эти поверья. Так был заложен «сверхъестественный» фундамент, постепенно проникший в западное сознание.
В самих мумиях, однако, ничего ужасного не было.
Слово «мумия», пишет Джон Айото в
Мусульманские врачи лечили битумом плеврит и водянку (пациентам давали пить «битуминизированную воду»); битум применялся и как наружное средство при лечении ран и заболеваний кожи. В Западной Европе битум стал известен главным образом благодаря описаниям его целебных свойств в трудах мусульманских египетских врачей XII века. Начиная с XII в., тысячи египетских мумий были извлечены из могил во имя добычи якобы пропитывавшего их битума, затем проданы для медицинских нужд и тем самым уничтожены. В Европе мумии также использовались для лечения заболеваний суставов, улучшения кровобращения и продления жизни.
В XVI веке европейская знать считала порошок из мумий жизненно важным лекарственным средством. Франциск I, первый король Франции эпохи Возрождения, известный ученый и покровитель искусств, ежедневно принимал дозу порошка из мумии и корня ревеня и всегда носил с собой пакетик этого лекарства. Франциск считал, что порошок не только делает его сильнее, но и отпугивает наемных убийц.
Художники XVI и XVII веков широко пользовались краской, называвшейся «мумия» или «коричневая мумия» (она появилась, возможно, еще в двенадцатом столетии). Согласно некоторым источникам, пигмент находился в обращении вплоть до первых десятилетий^
Мумия в художественной литературе
В предисловии к составленной им антологии
Наполеон, по словам Б. Брайера, считал «Восток» местом, где все прославленные завоеватели мира «обретали величие». Он убедил французское правительство в необходимости начать кампанию, и в июле 1798 года, после трудного шестинедельного путешествия, несколько сотен транспортных кораблей высадили у Александрии около 34,000 солдат. Вместе с солдатами французские суда привезли более 500 гражданских лиц — биологов, минералогов, математиков, лингвистов, химиков, ботаников, зоологов, топографов, экономистов, художников, поэтов и прочих ученых мужей. Кампания Бонапарта была военным провалом, но одновременно стала культурным триумфом. Ученые составили монументальное «Описание Египта», печатавшееся с 1809 по 1827 год, и познакомили европейскую публику с египетским наследием. Были захвачены и археологические сокровища, но некоторые древности, собранные в Александрии для изучения, после окончания французской оккупации Египта в 1801 г. оказались в руках англичан. В числе других древностей, англичане завладели и гранитной (сперва считавшейся базальтовой) плитой с высеченным на ней в 196 г. д.н. э. жреческим декретом. Текст был написан трижды: подобающими для декрета иероглифами, демотическим письмом (шрифтом, употреблявшимся для повседневных нужд) и на греческом языке (то есть языке администрации). Получившая название «Розеттского камня» плита — французские солдаты нашли ее, копая яму под фундамент для расширения форта в порту Розетты (ныне Рашид) стала ключом к расшифровке древнеегипетских иероглифов. Спустя 1,400 лет письменные памятники Египта вновь сделались доступны для прочтения.
На протяжении XIX в. некоторые методы пионеров египтологии были чрезвычайно разрушительны, едва ли не преступны; однако они значительно обогатили наши научные познания. Среди многочисленных египетских древностей, отправляемых в музеи, были и мумии. В 1840-х годах пароходы существенно облегчили поездки в Египет. Богатые туристы привозили домой мумии в качестве сувениров, в моду вошли публичные и частные демонстрации и званые вечера с «распеленанием» мумий. Одно из дошедших до нас приглашений гласит: «Мумия из Фив будет разбинтована в доме лорда Лондесборо в половине третьего».
Усовершенствование типографских технологий привело к появлению более дешевых и массовых изданий мемуаров, описаний путешествий и прочей литературы о Египте, включая газетные и журнальные статьи, с которыми могли теперь ознакомиться и люди победнее. Европейцы и американцы были очарованы образом Египта и заворожены египетскими мумиями. Дразнящая мысль о мумии, восставшей к новой жизни, начала появляться на страницах художественной литературы.
Девятнадцатилетняя Мэри Уоллстонкрафт Годвин (в замужестве Шелли), возможно, была первым английским автором, увидевшим в ожившей мумии образ ужасного. В ее романе «Франкенштейн» (1818) ученый Виктор Франкенштейн, с отвращением глядя на сотворенное им существо, восклицает: «На него невозможно было смотреть без содрогания. Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища».
Томас Роуландсон.
Другая молодая девушка (на момент публикации ей также было девятнадцать) написала книгу
Вебб вдохновлялась несколькими источниками, включая популярную культуру того времени. Одним из ее заметных персонажей являлся бывший цирковой силач Джованни Бельцони (1778–1823). Наряду с прочими египетскими подвигами, он первым из западных путешественников исследовал пирамиды Гизы (включая пирамиду «Хеопса», чью фантастическую мумию оживила в своем романе Джейн Вебб). Британская пресса широко освещала его приключения, и даже спустя более чем 25 лет после смерти имя его оставалось довольно известным; к примеру, Чарльз Диккенс упоминает Бельцони в «Крошке Доррит». Египетская выставка, организованная Бельцони в 1821 году, вдохновила «Отроки, обращенные к египетской мумии на выставке Бельцони» Горацио Смита (1778–1849). Последняя строфа стихотворения звучит так:
Вебб и Смит печатались у одного и того же издателя, Генри Колбурна. Тот, надеясь на хорошие продажи, убедил Вебб расширить задуманный ею рассказ до размеров романа. Заимствованную писательницей у Горацио Смита символику мумии, возвращенной к «живой добродетели», никак нельзя считать случайностью. В романе имелись пугающие описания, например:
Клара задрожала при виде холодного, подобного мрамору лица, и в груди ее разлился ледяной холод страха, ибо она была убеждена, что это создание не принадлежит нашему миру. Одежды, стеклянные глаза и недвижные черты говорили о давно минувших веках, когда египтяне были гордыми хозяевами земли! Неужто оживший царь Хеопс, о котором она слышала столько рассказов, стоял пред нею?
И самые стойкие и уравновешенные умы страшатся ужасов сверхъестественного, и наша прекрасная беглянка невольно отвернулась! Она боялась оставаться на месте, боялась приблизиться, душу ее заполнило то смутное чувство опасности, что обыкновенно сопровождает отсутствие света, когда воображение рисует несуществующие ужасы, а фантазия охотно преувеличивает существующие; она не помнила, сколько времени простояла так, в плену жутких образов.
Когда Клара наконец подняла глаза, мумии не было; но вместо нее пред ее взором по всем углам мрачного склепа мелькали бесчисленные причудливые формы.