– Ты выглядишь очень уставшей и расстроенной.
– Немудрено, – пробормотала Ника, намекая на свои приключения.
– Ладно, раз не хочешь оставаться, тогда пусть уж Андрей отвезет тебя. Я попрошу его, даже если ты и возражаешь!
Ника обреченно кивнула в ответ и почти равнодушно подумала, что было бы лучше, если бы она ушла раньше, до того, как приедет Андрей. Не хотелось, чтобы он видел ее такой: взъерошенной, без косметики на уставшем невыразительном лице, в старых джинсах и еще более старом растянутом свитере. Да впрочем, какая разница. Для Андрея она останется незаметной хоть в протертых джинсах, хоть в шикарном вечернем платье. Лишь для нее их встречи не проходят безболезненно и «реабилитационный период» потом растягивается на неопределенные сроки. Рецидивы, твою мать, этой застарелой, безнадежно въевшейся в сердце любви, с самого начала обреченной на невзаимность.
Брат Ольги приехал минут через десять. Он вошел в кухню, и вместе с ним ворвался свежий запах вкусного морозного воздуха. Коротко стриженные русые волосы Андрея, его раскрасневшиеся щеки, обветренная кожа рук, свитер и брюки были пропитаны этим волнующим запахом, который, смешавшись с ароматом выпечки, придал еще больше уюта небольшой кухне. И эта смесь запахов вызвала у Ники приступ болезненной ностальгии по тем временам, когда ее надежды и мечты еще не казались несбыточными.
– Привет, Рыжик! – бодро, как всегда, поприветствовал он девушку и даже в шутку взъерошил ей волосы.
– Привет, – кисло улыбнулась она в ответ и покраснела. О, как она ненавидела себя за этот румянец, так предательски выдававший каждый раз ее волнение и заставляющий ее чувствовать себя в обществе Андрея робкой школьницей, а не молодой женщиной!
– Как успехи у борца за правду?
Этот вопрос он задавал ей каждый раз при встрече. И Нике каждый раз в нем слышалась ирония. Вот если бы она писала о политике и вела бы репортажи из «горячих точек», тогда бы, наверное, в глазах Андрея ее профессия имела куда больший вес.
– Нормально, – уклончиво ответила она и опустила взгляд на досконально изученный узор на скатерти.
– Да где уж нормально! – возразила Ольга. И прежде чем Ника успела что-либо произнести, выпалила: – Наша Рыжая в та-акие приключения попала! Перенервничала – дай боже. До сих пор не отошла.
Андрей, который в это время брал из миски пирог, так и замер с протянутой рукой.
– А что случилось? – игнорируя сестру, он обратился именно к Нике. Серьезно, без иронии, встревоженно хмурясь и внимательно глядя ей в глаза. И от этого его взгляда голубых, как у Ольги, глаз и заботливой тревоги в голосе Нике захотелось расплакаться. Короткое счастье замерзшего и голодного щенка, которого сердобольный прохожий сочувственно погладил по спинке. Но… прохожий, поумилявшись и поцокав языком, вскоре уйдет, уже через минуту забыв о рыжем смешном щенке, в маленьком сердечке которого ненадолго поселилась надежда. Ника отдавала себе отчет в том, что Андрей никогда не полюбит ее – угловатую, неловкую, и правда порой напоминающую неуклюжего рыжего щенка. И старалась не строить иллюзий. Хоть это и было тяжело.
– Ох, рассказывать долго… – Так как Ника молчала, за нее ответила Ольга.
– А я не тороплюсь, – усмехнулся Андрей и обеими ладонями придвинул к себе кружку с молоком. Ника задержала взгляд на его пальцах – с обветренной грубой кожей и коротко обстриженными ногтями, с обручальной полоской золота на безымянном пальце – на секунду, и тут же опустила глаза. Единственный мужчина – такой родной и близкий и в то же время очень далекий, чужой.
Ольга немедленно принялась пересказывать брату все услышанное от подруги. Ника продолжала молчать, не перебивая Ольгу, не дополняя ее рассказ.
– Лихо! – удивленно присвистнул Андрей, дослушав рассказ сестры, и повернулся к Нике, будто ожидая от нее каких-то дополнений. Но та быстро отвела взгляд и, посмотрев на часы, поспешно произнесла:
– Мне пора домой.
– Андрей, отвезешь Нику? – попросила Ольга брата, и тот великодушно ответил:
– О чем речь! Конечно.