Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Увезли! Увезли!..

И вот — ударило. Дробный топот сапог. Резкий крик.

— До пана полковника! Срочно! Срочно, тебе говорят! Лицо хлопца, подскочившего к костру, было белым. Как снег. Как сама Смерть.

— Пане полковнику! От полковника Джаджалия! Беда! Шевалье понял. Привстал. Дернул бородку.

— Парле! Говорьи!

Хлопец открыл рот, поперхнулся воздухом.

— То… То никому пока, пане полковник. Гетьмана… Гетьмана Хмельницкого татары в полон взяли! Увезли гетьмана!

— Ке?

Дю Бартас растерянно поглядел на посланца, затем на меня. Еще ничего не понимая, я поспешил перевести.

— Как это? Куда? — Пикардиец быстро оглянулся, словно надеясь с высоты редута увидеть увозимого в неведомую даль capitano. — Vieux diable! Да спросите его, Гуаира!

— Увезли! — Хлопец резко выдохнул, облизал растрескавшиеся губы. — Видели его! К седлу привязанный, на ногах — веревки! И Выговского увезли, писаря генерального…

Кто-то негромко ахнул. Белые свитки и черные каптаны окружили нас.

— Никому пока… Не говорите никому! Пан Джаджалий приказал, его гетьман за старшого оставил!..

Не говорить?

Я оглянулся. Поздно!

Над Вавилоном стоял крик — отчаянный, страшный. Ударил мушкетный выстрел, другой, затем загремело вокруг.

— Гвалт! Гвалт! Зрада! Гетьман бежал! Увезли! Спасайся, хлопцы! Спасайся!

…А черная туча уже висела над головой, цепляясь за острые колья шатров, повеяло холодом, резкий порыв ветра ударил в лицо…

— Гуаира! Что это значит? — Дю Бартас недоуменно оглядывался, все еще не понимая. — Parbleu! Как это — увезли? Мне ведь сказали, что татары — союзники!

Я молчал — ответить было нечего. На черном бурлящем брюхе страшной тучи медленно проступало: мене… такел… упарсин…