Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Извини, Адам! Я на службе…

Извинить? За что?

Холод все сильнее сковывает руки, поднимается к горлу, острыми иглами бьет в мозг.

— Вы исполнили свой долг, господин Арцишевский. Нунций позаботится о награде!

Я превращаюсь в обломок льда.

Откуда-то из несусветной дали по-прежнему доносятся голоса, меня о чем-то спрашивают, Стась бормочет что-то о долге, о приказе Его Королевской Милости докладывать о всех подозрительных в лагере…

…Кажется, он уже заработал свой Рай!

— …Надеюсь, все скоро выяснится, Адам! До дзябла, мне так жаль!

Лед исчез. С бледного летнего неба обрушилась жара. Шатер, трое ландскнехтов в темных кирасах, мордатый служка уже крутит в руке веревку…

— Ты прав, Стась. Ты прав…

Я не могу обижаться. Когда-то я тоже исполнил свой долг. Служка нетерпеливо переступает с ноги на ногу, ландскнехты переглядываются.

— Там, в шатре, — гитара. Это тебе мой подарок — на память. Это очень хорошая гитара, Стась!

Арцишевский кивает, стараясь не смотреть мне в глаза. Седые усы повисли, весь он как-то сгорбился, постарел.

Бедняга!

Я пожалел его — и тут же забыл навеки.

Веревки сжали запястья, тяжелые ручищи легли на плечи. А мне внезапно стало смешно.

Нет, не мне!

Обезьяне!

Ягуара можно обмануть, заманить в ловушку, скрутить веревками. Но разве можно схватить обезьяну? Для нее это просто игра. Глупые люди суетятся, пыхтят, мешают друг другу.

Их придется убить — всех. Но мне было уже все равно.