Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Проходь, говорю!

Ягуар не медлит. Трудно заметить, как дрогнут мускулы, как взметнется в ударе когтистая лапа…

Сбир моргнул, не понимая, откуда в его ладони появилось серебряное скудо. Толстые губы беззвучно раскрылись, дернулся кадык.

Я улыбнулся.

Ладонь дрогнула. Наконец в глазах появилось некое подобие мысли. Послышалось неуверенное «гм-м». Толстяк вздохнул.

— И все-таки вы бы проходили отсюда, синьор. Сами видите, чего происходит!

— А что такое? — самым невинным тоном поинтересовался я, не забыв подбавить акцента — испанского, дабы не нарушить общего настроения. Правда, на испанца я походил менее всего. Амстердамский плащ — это еще куда ни шло, а вот шляпа, модная шляпа «цукеркомпф» (по-простому — «сахарная башка») — это последнее, что можно увидеть на гордой кастильской голове. Ничего, сойдет! Скудо, которое я ему всучил, полновесное, хорошей пробы и даже с необрезанными краями.

— Так что, синьор, лицедеев вяжем! Охальников, стало быть. Которые это… ну… глумятся. Вот сейчас повяжем и прямиком к Святой Минерве.

Я невольно вздрогнул. Грех, конечно, лупить палкой кардинала вкупе с представителем вооруженных сил Его Католического Величества. Но «охальников» поведут не к городскому подесте и даже не в тюрьму!..

Тот, что стоял лицом к лицу с Коломбиной, лениво, словно нехотя, поднял руку. Голова девушки дернулась. Один из актеров — молодой высокий парень — что-то крикнул, его оттолкнули, ударили древком пики…

Святая Минерва. Именно так в Вечном городе зовут обитель Санта Мария сопра Минерва. Когда-то на том месте, возле невысокого тибрского берега, стоял храм Минервы. На руинах языческого капища был возведен монастырь, но древнее имя осталось, приобретя нежданную святость. Выходит, мне с «охальниками» по пути!

— Старшего! — бросил я таким тоном, что сбир даже не посмел возразить.

Далеко идти не пришлось. Главным среди этой своры оказался тот, кто ударил девушку, — такой же толстый, краснорожий и губастый. И тоже с кадыком.

Меня смерили недоверчивым взглядом, вслед за чем последовало недоуменное ворчание. Слов решили не тратить.

…Илочечонк, сын ягуара, знал, что в мире людей плохо. Там глумятся над кардиналами. Там бьют девушек. Там неудачно пошутивших актеров отправляют к Святой Минерве. И ничего нельзя сделать. Виноваты не эти краснорожие големы и даже не нелепые и жестокие законы. Виноват мир, который нельзя улучшить ударом когтистой лапы.

— Добрый день, мессер дженерале!

Я вновь улыбнулся. Клюнет? Должен, ведь на самом деле это чучело в кирасе даже не сотник.

И вновь ворчание, на этот раз чуть более миролюбивое. Заплывшие жиром глазки поглядели на меня уже внимательнее. Интересно, кого он увидел? Плащ дорогой, по последней моде, но шпаги при поясе нет. Нет и кинжала, значит, не дворянин, не моряк и скорее всего даже не купец.

— Чего вам угодно, синьор?

«Дженерале» был помянут недаром. Уже второй раз кряду меня титуловали синьором.