Хотелось крикнуть, возмутиться, схватить изменника за горло. Но я молчал. Их планы… Илочечонка вырвали из родной сельвы, из Прохладного Леса, и отправили, ничего не сказав, ни о чем не предупредив, под нож брата Паоло…
— Между прочим, работа в Риме сейчас идет вовсю! Перед смертью брат Алессо сообщил, что нашел какой-то способ воздействия на этот Промежуточный Мир. Проникать в само Грядущее! Не знаю, как, он писал по-арабски, боялся, что отец Сфорца узнает. Если это правда, представляете, о чем идет речь? Бедняга! Он не знал, что все его записи копируются и пересылаются в Конгрегацию!..
…Не знал. Потому и думал унести Черную Книгу с собой — в могилу. Наивный брат Алессо хотел остановить эту работу. Не Божью работу.
— Теперь его исследованиями занимаются в Риме. Впрочем, не только ими. Тут я не смогу вас убедить, это увидят наши правнуки. Но, к сожалению, мои штудии им тоже известны. Вы слыхали о Шабтае Цеви?
Я вздрогнул. Шабтай Цеви — имя, не дававшее мне покоя. Еврейский мессия, заботливо опекаемый братом Канари!
— В Конгрегации решили разобраться с иудеями. Не ново, конечно! Но на этот раз придумали кое-что эффективнее костров и погромов. Что может быть лучше — пустить слух о мессии, сорвать с места десятки тысяч людей, заставить их бросить имущество, дома, погнать куда-то в Турцию…
В Турцию… А там их ждет брат Манолис Канари.
— Евреи не звонят в колокола, брат Паоло!
Острые волчьи зубы вновь оскалились. Ему было весело.
— Колокола — ерунда, средневековье! Я разработал метод воздействия одновременно на слух и на зрение. Скажем, чтение послания того же мессера Шабтая в синагоге! А на самого мессию можно воздействовать по-другому. В общем, наших паломников в Иерусалим ждет большая неожиданность. Представляете, весь кагал собирается в Палестине, а мессия… Ну, скажем, переходит в ислам! Смешно, правда? И знаете, в этом — и только в этом — я согласен с Конгрегацией. С иудеями давно пора кончать!
Я отвернулся. И этот человек смеет хулить Общество!
— А русинов, значит, пожалели?
Смех. Я так и не понял, чей — брата Полегини или того, Черного.
— Да бросьте! Такие, как мы, никогда никого не жалеют. Просто в Киеве перестали со мной считаться. Что ж, я поставил их на место!
Он улыбался. Нет, скалился! Джанардана был доволен собой.
— Убирайтесь отсюда! Быстро!
— Но…
Наши взгляды встретились, и Паоло Брахман умолк.
Сатана уходил. Седой костлявый Дьявол со страшной усмешкой на покрытом вечным загаром лице. Я прогнал его, но поздно, слишком поздно! С Противостоящим нельзя вступать в спор, ибо слова его — яд. Яд, от которого нет спасения.
Особенно если этот яд — правда.