— Ведомо мне, дети мои, что оный монсеньор Адам…
…Голос под стать внешности козлиный. Или ослиный. Или все вместе.
— …в явной близости отсель пребывать должен… Дю Бартас зарычал и начал грозно приподниматься. Пора было вносить ясность.
— Дорогой шевалье, не утруждайте себя. Я разберусь. Оказывается, для того чтобы приподнять попа за шиворот, не требуется особых усилий. И чтобы выкинуть в коридор — тоже.
— Только не бейте его, — напутствовал меня пикардиец и, подумав, добавил: — то есть, я хотел сказать, до смерти.
Я втолкнул фиолетовую сутану в комнату, бросил на табурет, хлопнул дверью.
— Вы что, ополоумели? Кто вас прислал, болван? Прыщи на его носу побелели. Дрожащая ручонка нырнула за пазуху, доставая свернутый в трубочку листок.
— М-монсеньору Адаму де Гуаире!.. Я — брат Азиний, смиренный брат Азиний…
Я хотел вновь приложить его, но вовремя заметил печать. Знакомую сургучную печать на красном шнурке.
Его Высокопреосвященство Франческо Инголи не забыл обо мне.
Читал я долго — сперва раз, затем второй. Вроде и язык итальянский, и буквы знакомые…
— Не понимаю, брат Азиний. Туг сказано, что вы… едете со мной?! Куда?
— Истинно так, монсеньор! — радостно подтвердил попик. — Послан я, дабы споспешествовать вам, равно как и спутникам вашим. Споспешествовать — и помощь оказывать, какая мне по силам. В своей неизреченной милости Его Высокопреосвященство призрел меня, скромного брата, и, вызволив из узилища, доверил ехать в земли барбарийские, дабы узреть, яко воссияет там святость…
— Стойте! Стойте! — взмолился я. — Какое узилище? Какая, к черту, святость?
Брат Азиний скромно потупил очи и поспешил перекреститься.
— Та святость, монсеньор, что от святых, избранников Господних, истекает. Ибо сказано: яко же душа святого в горнии выси исходит, то Небеса ликуют!
Бог весть, кто сказал это! Небеса ликуют… Не беса ли куют?[14]
— Церковь наша святыми, яко колоннами коринфскими, изукрашена. А посему поручено мне изыскать в Рутении праведников, что жизнию святою прославились, а тако же мучеников, за веру пострадавших. И теми примерами укрепить в пастве послушание, среди пастырей же — рвение…
Его Высокопреосвященство явно решил мне отомстить.
За гитару.