– Какой ужас…
– Ничего ужасного, подруга. Погоди, вот подкоплю еще деньжат, положу его в клинику, пусть его там вылечат. Потом сюда отца перевезу, будем вместе жить. И себе тоже… Пластическую операцию сделаю.
– Тебе-то зачем?
– Жир хочу отсосать. Вот отсюда, ну, и с задницы. И грудь увеличу. А то дурацкая фигура, попа большая, грудь маленькая. Куда это годится?
– Так, может, просто на диете посидеть?
– Ну вот еще! И так жизнь поганая, так еще и в еде себе отказывать! Я так не могу. Я, если сладкого не поем, прямо заболеваю. И суши! Ты любишь суши?
– Я? Я как-то не знаю.
– Тебе везет, ты худенькая. У тебя, наверное, обмен веществ хороший.
– Бабушка говорит, я в детстве толстушка была. А потом похудела.
– Слушай, а ты не хочешь себе пластику сделать? Сейчас это просто. Ты не обижайся только, но вот нос у тебя…
– Да-да, я знаю. Большой. Я уже наводила справки, но говорят, до двадцати одного года лучше не делать ринопластику.
– Глупости! Да я знаю одну девицу, которая…
– Может, и глупости. Только, знаешь, у меня бабушка… Она всех этих операций страшно боится.
– Да при чем тут бабушка твоя? Чего к ней прислушиваться? Она старушка божий одуванчик, не ей же пластику будут делать! Да ты чего ржешь-то?
Ее собеседница всхлипнула и вытерла глаза бумажной салфеткой.
– Ой, Алина, ты меня уморишь! Никто никогда в жизни не называл Люсю старушкой! А уж тем более – божьим одуванчиком! Ой, не могу!
– Ну… Извини, – растерялась Алина. – А что, она у тебя крутая?
– Ты себе даже не представляешь, – серьезно ответила Стася. – Она бывшая балерина, то есть просто – балерина, они бывшими не бывают. И она невероятная женщина, красивая, умная, состоявшаяся. Я во всем к ней прислушиваюсь, но не только поэтому, а еще и потому, что у нас, кроме друг друга, никого на всем свете нет.
– А родители твои? – спросила вдруг притихшая Алина.
– Родители… Я их и не помню.