Лейбер чувствовал на себе ее взгляд, когда катил кроватку в спальню. Он молча разделся, сел на край кровати. Вдруг поднял голову, тихо выругался и щелкнул пальцами.
— Проклятие! Совсем забыл тебе сказать. В пятницу мне необходимо лететь в Чикаго.
— Ах, Дейвид. — Ее голос затерялся в комнате.
— Я отложил эту поездку на два месяца, и теперь настал критический момент. Я просто обязан ехать.
— Я боюсь оставаться одна.
— В пятницу к нам приедет новая кухарка Она все время будет здесь. Через несколько дней я вернусь.
— Я боюсь. Не знаю чего. Ты мне не поверишь, если скажу. Я, кажется, схожу с ума.
Он уже лежал в кровати. Она выключила свет; было слышно, как она обошла кровать, откинула одеяло, скользнула внутрь. Он ощутил вблизи теплый женский запах. Он сказал:
— Если хочешь, может, мне удастся задержаться на несколько дней…
— Нет, — неуверенно ответила она. — Поезжай. Я знаю, это важно. Просто я все время думаю о том, что я тебе говорила. Законы, любовь и защита. Любовь защищает тебя от меня. Но ребенок… — Она вздохнула. — Чем ты защищен от ребенка, Дейвид?
Прежде чем он успел ей ответить, объяснить, что глупо так рассуждать о младенцах, она неожиданно зажгла лампу около кровати.
— Смотри, — указала она.
Ребенок в кроватке не спал, а глубоким, пронзительным синим взглядом смотрел прямо на него.
Снова погас свет. Она дрожала рядом с ним.
— Нехорошо страшиться того, что породил. — Ее шепот понизился, стал резким, полным ненависти, быстрым. — Он хотел меня убить! Лежит здесь, подслушивает, ждет, когда ты уедешь, чтобы опять попытаться уничтожить меня! Я в этом уверена!
Она стала всхлипывать.
Долго она плакала в темноте. Успокоилась очень поздно. Дыхание ее стало тихим, теплым, размеренным, тело вздрогнуло от усталости, и она заснула.
Он задремал.
И прежде чем веки его тяжело сомкнулись, погружая его во все более и более глубокий сон, он услышал в комнате странный негромкий звук сознания и бодрствования.
Звук крошечных, влажных, упругих губ.