Тринадцатый

– Ничего себе! – отрыгнул Грешник. – Гляньте, наш Луций вернулся и завалил Маркуса. Нет, ты посмотри, Ворон: у него еще нога дергается! Это что, нормально?! Гляди, опять дернулась! Как лягушачьи лапки на опытах!

– Это конвульсии, мой друг. Душа покидает его тело. Вырываясь наружу, она пытается пробиться через остывающую плоть.

– А похоже на брейк-данс! Во, глянь, глянь, как ногой дрыгает! Давай его поднимем, может, он, как курица с отрубленной головой, бегать начнет?

Богохульство карлика продолжалось бы еще долго, если бы его не остановил сам властелин тьмы. Грешник насупился, прочитав во взгляде хозяина недовольство.

– Ладно-ладно, заткнулся! Подумаешь, он все равно дохлый! Ему-то что?! Уж и посмеяться нельзя.

Капитан стоял в оцепенении. Он слышал рыдания девушки, видел обезумевшие глаза Виктора и чувствовал ледяной холод за спиной.

– Почему? – тихо спросил Зверев.

Анатас вышел из-за его спины и присел перед трупом своего слуги.

– Ты такой, какой есть. Не будет лев давать молоко, как не будет овца питаться мясом, – он коснулся Маркуса, и его тело поглотил песок.

– Ты врал мне! Ты врал с самого начала! – закричал следователь.

– Успокойся. Я не солгал тебе. Я помогал, как мог. Ты видел то, что хотел видеть, задавал те вопросы, на которые хотел получить ответ. Почему ты не спросил про судьбу Маркуса? Молчишь? Ты изначально видел в нем своего врага. А как можно переубедить человека? Разве можно объяснить влюбленному, что его девушка изменяет? Нет! Ему хоть кол на голове теши, а пока не ткнешь носом, не поверит. И с тобой пришлось поступить так же. Ты, Луций, видел в нем врага и не хотел знать, почему он в него превратился. А врагов ты привык ненавидеть. Ненависть – это высшая форма страха, генерал. Мы сначала боимся, а уже потом ненавидим. Ребенок, который боится темноты, повзрослев, темноту возненавидит. Так и ты, испугавшись его в таком виде, его возненавидел, и тебе было неинтересно, кто он на самом деле. Ненависть, мой друг, – это гнев слабых.

– Но ведь он ненавидел меня сам!

– Конечно, ненавидел. Ты же бросил его, поправ кровные узы. Ради победы, ради славы. Ты же почувствовал себя Луцием? Ощутил себя великим генералом империи? А что такое Зверев? Ничтожный капитан с ничтожной жизнью. Луций – вот настоящий ты. Они пытаются засунуть тебя в слабую человеческую плоть. Я же хочу, чтобы ты управлял этим миром. И да, кстати, хочу обрадовать тебя: ты выиграл ту битву. Правда, выиграл ее слишком большой ценой. Ты поставил свой авторитет выше жизни собственного брата, который всегда боготворил тебя. И тебе, как никому другому, были оказаны почести в Риме. Поздравляю. Поздравляю с возвращением.

– Иди ты к чер… – не закончив, Зверев замолчал.

– Ты, мой друг, шагаешь по трупам. Предав своего брата, ты обрек его на смерть, а я выходил его и взял к себе. Ты угробил отряд в Чечне, приютил убийцу священника, и это сошло тебе с рук. Грешник по сравнению с тобой – лебедь в белом оперении. А знаешь, почему все так? Потому что они пойдут на все, лишь бы ты снова не вернулся ко мне. Я воспитал тебя. Ты тот, кто должен изменить этот мир к лучшему. А без потрясений, без боли, без крови, без усилий человечество не переубедишь.

– Как ловко ты все придумал. А я повелся, как ребенок. Ты не наказал Виктора, убрав только водителя. Ты знал заранее, что он попадет ко мне. Ты знал, что я ему поверю и начну искать Татьяну. Ты всеми силами хотел, чтобы я ее нашел, ведь без меня ты бы не получил ее. Ты все просчитал, и ты убирал всех после того, как они отыгрывали свои роли. Убрал Попова – расправился с ним при помощи Леканта, которого также не пожалел. Думаю, что и твой наместник Александр уже не в нашем мире. Все подчистил за собой… Уверен, что все мы – дерьмо?! Да ты сам такой же! Копаться в этом и не испачкаться не получается, поэтому ты и строишь из себя праведника!

– Не горячись. Глупца можно узнать по двум приметам: во-первых, он много говорит о вещах, для него бесполезных, и, во-вторых, высказывается о том, о чем его не спрашивают. Впрочем, ты не один такой – вас миллиарды, и все думают, что управляют собственной судьбой. Так бы оно и было, если бы вы не заходили за рамки. Каждый мнит себя властелином мира, но нет: он просто часть механизма, часть живой плоти земли. А если какая-то часть начинает болеть, я, словно хирург, удаляю ее. Вырезаю с корнем, как злокачественную опухоль. Вы существуете лишь потому, что Он верит в вас. Однако ты со своим другом сделал все, чтобы она стала моей, и теперь все изменится.

– Да что ты такое? – капитан с презрением сжал кулаки и стиснул зубы.

– Я тот, кто хочет спустить вас с цепи, чтобы вы рвали друг друга в клочья. Я тот, кто устроит вам кровавую жатву в скором времени. Я тот, в кого вы не верите, но кого боитесь. А вот ты, Луций, тщеславный, любящий власть и себя, проклятый убийца. Ты прячешься за плечом того, в кого ты даже не верил до момента, пока не появился я. Ты никто, твое имя забыли, забыли навсегда. Тринадцатый ученик. Ты не жив и не мертв. Ты как потерянная вещь, о которой недолго скорбят и которую быстро забывают: она вроде бы есть, но в тоже время ее нет. При мне ты все, при Нем – ничто. Думаешь, что защищаешь этот жалкий мирок? Нет, ты его уничтожаешь.

На арену спустились Грешник и Ворон, ведя перед собой Татьяну и Виктора. Следователь повернулся к ним: они смотрели на него испуганными глазами, в которых было море вопросов. Луцию вряд ли захотелось бы на них отвечать, а Зверев при всем желании не мог на них ответить.