Владыки света

— Это то, о чем ты говорил? — спросил суфий.

Только-только Майкл собрался утвердительно кивнуть, как старик, громко топнув, поставил ногу прямо на взрыватель. Майкл напрягся в ожидании взрыва, хотя, разумеется, не мог успеть среагировать — и услышал смех старика. Так же неспешно они продолжили свой путь к хибарке.

Затем он, должно быть, все-таки потерял сознание, потому что сразу вслед за этим увидел, что лежит навзничь на шероховатом деревянном столе, очевидно служившем для молотьбы. Суфий терпеливо взирал на него сверху.

— Как моя нога? — спросил Майкл.

Боль теперь ощущалась острей; осторожно шевельнув икрой, Майкл почувствовал, как мышца наткнулась на торчащий обломок кости. Если такую рану не обработать, он умрет, а если через несколько часов не окажется в медпункте, то останется калекой.

Суфий внимательно посмотрел на рану.

— Не так уж плохо, — пробормотал он. — Ты будешь удивлен.

— Подобрав полу своего одеяния, он обернул им руку. — Лежи спокойно.

Майкл почувствовал, как старик слегка сжал ему икру, и приготовился потерять сознание от боли — но ничего подобного не произошло. Несколько секунд спустя нажим ослаб и старик убрал руку, произнеся: «Смотри, на рукаве ничего нет». Даже не посмотрев на свою ногу, Майкл понял, что кость совершенно срослась.

— Что вы сделали? — спросил он, однако еще прежде, чем он успел сесть, суфий толкнул его в грудь. У Майкла зашумело в голове, и, издав глухой стон, он повалился обратно. Понемногу он начал осознавать, в какой опасности по-прежнему находится: ослабевший от кровопотери, один, без транспорта, где-то на иракской стороне, не имеющий ни малейшего представления, как вернуться в лагерь миссии.

— Береги себя и помни, — тихо сказал суфий Майклу почти на ухо.

До Майкла донесся слабый голос, — его собственный? — произнесший: «Храни вас Бог». Затем шершавая рука прикрыла ему глаза, и он уснул.

Глава вторая. Добрый самаритянин

Майкл шел, как ему казалось, уже два часа. Его часы были повреждены при обстреле, так что точно определить время он не мог, но солнце уже успело выжечь с неба все облака и висело теперь в безукоризненно чистой синеве.

«Весна в Сирийской пустыне — умеренная пора», — саркастически процитировал про себя Майкл. Над дорогой висел полуметровый слой дрожащего воздуха, отчего та казалась сверкающей рекой, раскаленной, как зев печи. От пота кожа Майкла покрылась соляной коркой. Он повязал рубаху на голову, что, однако, служило не Бог весть какой защитой от низвергавшегося на него немилосердного жара.

Майкл понимал, что ему лучше было бы дождаться темноты, но он боялся засиживаться в деревне, чтобы не стать жертвой чего-то еще худшего — чего-то такого, что даже трудно себе представить. Вади ар-Ратка по большей части была сожжена зажигательными бомбами; огонь не пощадил ничего, кроме камня и глины.

«Береги себя — ты нужен», — бились в его мозге слова старика. Даже вспоминая об этом, он ощущал силу святости, исходившую от имама в белых одеждах, — своего рода требовательную доброту. Он подтолкнул Майкла к участию в битве, виденной им в его беспокойных сновидениях, войне абсолютов, в которой бескомпромиссная радость бросила перчатку безусловному отчаянию.

В битве, где к действию его побудил огненный столб.

Майкл посмотрел вверх. Огненный столб, казалось, поднимался где-то у горизонта. По словам Юсефа, именно там сражались друг с другом Бог и дьявол. Быть может, Вади ар-Ратка посетил Бог? Быть может, это ангел спас людей, виденных Майклом в мечети, и уберег их от налета, убившего Юсефа? Но чем же он, Майкл, заслужил свое спасение?

«Тебя никто не прочит в святые», — сказал Майкл себе. Он сделал глубокий вдох, почувствовав, что у него закружилась голова. От пустынного воздуха горло его пересохло до самых легких. Майкл прикрыл рукой глаза. Огненный столб по-прежнему был на месте, но кроме того в сторону Майкла двигалось сияющее облако, видимое даже при полуденном солнце.