Слёзы навий

— Все будут в восхищении! Мы будем вместе вечно! — Игнат коснулся губами ладони Аглаи. Она смотрела на себя в высокое зеркало и радости Игната не поддерживала. Он сам пришел за ней в лавку Горьяна. Долго молча сидел рядом, осматривая разоренное жилище. Хозяин заплетающимся языком пересказывал произошедшее. Игнат хмурился, смотрел недобро. Аглая никогда не видела у него такого лица, даже испугалась, ее ли это Игнат. За последнее время не единственный изменившийся.

— Тебе не стоит оставаться здесь, — шепнул тихо, подхватил на руки и вынес из лавки. И пока он нес ее по улице, она дрожала и всхлипывала, уткнувшись ему в плечо и ничего не объясняя…

— Игнат, может, не стоит так пышно? Все же это еще даже не свадьба.

— Свадьба не свадьба, — отвернулся Игнат, одергивая рубаху и заправляя в сапоги штаны. — Положено. Сватовство. Жалко, родителей нет. Но это уже и не важно… — Он резко выпрямился. Подошел к Аглае и, взяв за талию, развернул к себе. Заглянул в глаза. — Ты передумала?

— Нет, — испугалась Аглая. — Что ты! Просто, — она замялась. — Мне неудобно. Я никого из твоих нынешних друзей не знаю. И что это за обряд такой — посвящение?

Он обнял ее, чмокнул в щеку.

— Вот на месте и узнаешь, — галантно подал руку и вывел из дома. У порога, роя землю, стояли запряженные в экипаж кони. Аглая опешила. Господи! Да она такое только в старых фильмах видела. Бордовая карета с позолотой. Пара черных коней в нетерпении кусала удила. Откуда у Игната такая карета? По телу прошла дрожь, и Аглая оглянулась на Игната. Почему ей происходящее кажется таким неправильным и… жутким?..

Игнат улыбался. В небе полыхнула молния, напоминая о прошедшей грозе, отсветы блеснули в серых глазах. Аглая шарахнулась в сторону. Нечеловеческие зрачки, желтые с черной полосой посередине. Молния погасла, и видение тотчас пропало. Игнат насторожился, шагнул ближе, подхватывая ее под руку.

— Ты чего, Аля? Испугалась? Это всего лишь гроза, — обнял, рука начала гладить по уложенным кудрям. Привычная теплая рука. Он и ночью, принеся ее в дом, сидел и вот так гладил. Наливал красного вина, от которого кружилась голова и все прошедшее отступало куда — то на задворки памяти. Говорил, как хорошо они заживут, как он любит ее, как счастлив, что нашел. И она верила. Очень хотела верить. Вот только когда проснулась ночью и обнаружила, что она одна в постели, в голову против воли поползли подозрительные мысли.

Аглая поднялась, босыми ногами ступая на шкуры, прошла по комнате.

— Игнат!

Никто не отозвался. Она осторожно приоткрыла дверь на улицу, длинная рубаха волочилась по полу. Ночь дохнула запахом озона. Крупные капли скатывались с крыши и текли ручейками на ступени. Аглая поежилась. Где сейчас Ника и Тимир с Тихоном? Успели ли спрятаться от разразившейся непогоды? Аглая шмыгнула носом. И уже собиралась вернуться в дом, но остановил внезапный шум во дворе. Быстрые тени метнулись к невысоким воротцам, в них въехала пара иноходцев, на одном перекинутый через спину мешок. На втором укутанный в плащ седок. Аглая стояла, прижавшись к стене, сдерживая собственное дыхание. Седок спрыгнул, кинул поводья подбежавшему пареньку.

— До завтра придержишь, и чтобы… — слишком родной голос.

— Будет сделано, господин начальник! — отвесил поклон паренек, скинул мешок на плечи. Послышались мычание и всхлип, показавшиеся знакомыми. Аглая метнулась назад в избу. Прыгнула в кровать, натянула на себя одеяло и прикрыла глаза, пытаясь успокоить бешеное биение сердца. Послышались шаги по ступеням, дверь чуть слышно скрипнула, открываясь, и тут же закрылась. Игнат подошел, наклонился над Аглаей, поцеловал, едва касаясь губами лба. От него резко пахнуло кровью и железом. Поднялся и вышел. Аглая так и осталась лежать, сдерживая дыхание. Мысли скакали в голове галопом. Куда мог ночью ездить Игнат? Кого он привез в большом мешке? Отчего голос ей показался знакомым? Почему страж кланялся Игнату и называл «господин начальник»? Слишком много вопросов, ответы на которые страшили. А может, прав Тимир, и она ничего, кроме своей глупой выдуманной от ничегонеделания любви, не видит? А ведь ее и нет. Как нет той истомы от прикосновения рук Игната, что была в первую ночь, когда они встретились. Потому что сердце ноет при воспоминании о другом. Но Игнат так старается. Вот только с ним ей почему — то становится страшно. Она очень хотела ему доверять. Но, собираясь на пугающее ее посвящение, незаметно сунула под платье кинжал с витиеватой ручкой. И сейчас, чувствуя прилегающий к телу холодный металл, чувствовала себя спокойнее.

— Идем! — Игнат потянул к экипажу. — Путь близкий, но идти пешком моей даме сердца в таком наряде не пристало.

Аглая, осторожно ступая на мокрую землю изумрудными туфельками, неизвестно откуда добытыми для нее Игнатом, направилась к карете. Небо снова озарилось молнией. Гроза все никак не прекращалась. И мысли, словно те раскаты, проносились в голове, озаряя вспышками. Откуда у Игната деньги на все это? Кабаки, экипажи, кони!

Игнат открыл дверь, помог взобраться.

— Все будет хорошо, — прошептал на ухо, касаясь мочки, и покинул, чтобы усесться на место возницы.

— Ех — ха! — Аглая вздрогнула от громкого вскрика. Схватилась за сердце. — Ех — ха! — экипаж рванул, вылетел в открытые ворота Мирного и понесся вдоль темнеющего ночного леса. А небо снова разорвала молния, и капли забарабанили по стенам кареты.

Экипаж покачивался на неровной тропе. Аглая прикрыла глаза. Стук капель, гром и молния — стало тоскливо. Зачем она осталась с Игнатом? Тревога и страх. «Мы будем вместе вечно!» Слова показались ей жутким предзнаменованием. Вечно! Стас тоже теперь вечно будет странствовать по земле чужой. И она… может, ее… Господи! Аглая кинулась к дверце, приоткрыла, кони неслись слишком быстро, земля мелькала под каретой. Тугие струи разлетались под копытами. Аглая захлопнула дверцу, вжалась в спинку диванчика. Нет! Он не собирается ее убивать… Это все Тимир. Наговорил, заставил усомниться, вот и лезут мысли окаянные! Да, точно… Тимир! И сердце тук — тук… Уже, наверное, далеко ушли. И такая тоска от этого. Наверное, и не вспоминают про нее. А уж если вспоминают, то недобрым словом. Дура! Какая же она дура! Тимир прав. Это не они ее бросили, это она их предала. Всех!