— Надоело мне ваше хозяйство, — отвечаю, — наймите за мой счет экономку и оставьте меня в покое. Кому я мешаю?
— Никому ты не мешаешь, — вступился Андрей, — но мы просим тебя вести себя осторожнее. В городе уже говорят.
— В городе говорят? — кричу я совсем уж не в себе. — Ты бы уж лучше молчал — мало про тебя говорили?
— Я сам это прекрасно знаю, но дело не в тебе, а в Ване. Ведь он почти ребенок. Стыдно тебе.
— Стыдно не мне, а вам всем, что вы таким глупостям верите. Так и верьте, во что хотите, и придумывайте, что хотите! Мне все равно.
Вышла и дверью хлопнула.
Пришла я в свою комнату и стала из угла в угол ходить…
Поскорей, поскорей бы забыть всю эту дрянь.
Коли моей клятве не поверили, так пусть думают, что хотят.
Тошно мне на них всех смотреть… А на кладбище тихо… хорошо… красиво… Идет она домой и видит, — художник картину рисует, она подошла тихонько… заглянула — это она сама… и желтые листья…
Все на меня дуются, все косятся. Все равно, я их мало вижу — у себя сижу.
Только обедать да ужинать выхожу.
После ужина приходит Ваня.
Ваня жалуется, что его допрашивал Петр Акимович, кричал на него, а Андрей заступился и сказал: «Иди себе». Уходя, Ваня услышал, что Андрей сказал:
— Что же, он благородно поступает, что ее не выдает.
Мы решили на них внимания не обращать. Смотреть на них всех, будто все это снится. Проснешься и пройдет.
Правда ведь — пусть они снятся, а начнешь выдумывать, словно проснешься — и все явь.
Мы даже с Ваней так в шутку говорим: «А мне снилось, что Тимофеич бранил Андрона». Или: «Мне снилось, что невестке письмо пришло».
Вчера встретил меня Петр Акимович в коридоре, остановился и так строго спрашивает:
— Когда этому безобразию конец?
ebooksa