Он схватился за мое плечо. Я думал, он хочет убедиться, что полностью владеет моим вниманием, но, кажется, он просто держался за меня.
— Я не хочу страдать после смерти, — прошептал он. Его глаза лихорадочно блестели и глядели пристально. — И я не хочу, чтобы эта дрянь победила. — Он заговорил громче. — Твоя дочь была лучшей из всех, кого я когда-либо трахал! — прокричал он в пустоту. Я взял эту потаскуху так, как она хотела! Я дал ей то, что она хотела! Я дал ей то, что она хотела!
Я оставил его в спальне, вышел в гараж, нашел веревку, завязал петлю, перекинул через балку и затянул узел.
В последнее мгновение он передумал. Многие передумывают. Это тяжкий способ уйти, болезненный и жестокий, в тот миг, когда он оттолкнулся от стула, он заскреб рукой по веревке и заболтался в воздухе.
Я хотел было ему помочь. Какая-то часть меня хотела ему помочь.
Но я не помог.
Я позволил ему трепыхаться, пока он не затих, глядел, как он умирает. Возможно, за это я пойду в ад, но угрызений совести я не испытываю. Я хотел бы сказать, что позволил ему умереть ради него самого, чтобы мать Майи не получила его душу. Но правда в том, что я желал его смерти. Я решил, что всем нам будет лучше без него.
— Это за Гектора, — произнес я негромко.
Я минуту постоял, глядя, как он поворачивается на веревке, и мне действительно стало не по себе. Такого никому не пожелаешь, я был рад, что он спасся, что ему не придется больше страдать.
Но еще я был рад, что с ним покончено.
Я вышел из спальни, прошел через холл, в кухне один из его людей ел крекеры.
— Звони копам, — сказал я ему. — Он мертв.
Холуй тупо уставился на меня. Он знал, что произошло, но, казалось, событие застало его врасплох.
— Что я им скажу?
Я потрепал его по щеке, проходя.
— Не переживай. Что-нибудь придумаешь.
Я вышел, сел в машину и как можно быстрее помчался прочь от этого дома. Воздух внутри автомобиля был спертый, но я не обращал внимания, у меня было такое чувство, будто меня только что выпустили из тюрьмы, я мчался по грязной дороге через пустыню, мимо крестов, мимо обломков куклы и пугал с черепами, к далекому белому смогу Финикса, дрожащему в жарком воздухе.
Выращивание
Я посадил ее трусики при свете луны. Я полил их мочой.
Это желание охватило меня внезапно, но откуда оно пришло, или как я узнал что делать, я сказать не могу. Эта симпатичная мамочка была моей соседкой и как-то раз, когда она ушла забирать своего младшего из садика, я перелез через наш общий забор на задний двор её дома. Там была развешена выстиранная одежда семейства — детская по большей части, но позади ряда маленьких джинсов сушились её белье, которое я тщательно осмотрел прежде чем взять розовые плавки-бикини. Я аккуратно сложил их промежностью вверх, затем положил в карман и перелез через забор обратно.