4
Заявление Эрика Марша на этом месте внезапно обрывается. Мы не можем сказать, какие выводы следуют из этого. Мистер Марш приложил к своему любопытному сочинению несколько газетных вырезок, датированных десятью днями его пребывания в Бангке, где он, очевидно, останавливался у доктора Фо-Лана перед возвращением в Америку. У нас есть место только для краткого изложения этих вырезок.
Первая была из токийской газеты, в ней сообщалось о странном возвращении доктора Фо-Лана. Другая вырезка из того же номера повествует о любопытном электрическом шторме, который наблюдали в нескольких обсерваториях на Востоке. Казалось, что силы стихий сосредоточились где-то в Бирме. Ещё одна заметка касается привидения (так его назвали), якобы увиденного ночью, когда доктор Фо-Лан и Эрик Марш таинственным образом вернулись в Бангку; это был гигантский движущийся столб света, возвышающийся до самого неба, его видели сорок семь человек в Бангке и окрестностях деревни.
Последняя вырезка была из известной лондонской газеты, напечатанной через десять дней после явления столпа света; это дословный отчёт авиатора, пролетевшего над Бирмой в попытке отследить источник зловонного запаха, который охватил страну, вызывая тошноту в Индии и Китае на сотни миль вокруг. Суть этого отчёта вкратце:
«Запах я проследил до так называемого Плато Сунг, к которому меня привлекло случайное зрелище до сих пор неизвестных руин в его центре. К своему удивлению, я обнаружил, что по какой-то причине земля на плато была изрыта и вывернута на всей площади, за исключением одного места недалеко от глубокой пещеры рядом с руинами, которое свидетельствует о том, что здесь когда-то находилось озеро. На этом месте мне удалось совершить посадку. Я выбрался из самолёта с целью определить, что означают огромные чёрно-зелёные массы гниющей плоти, которые сразу же бросились мне в глаза. Однако их запах заставил меня быстро отступить. Но я знаю одно: останки на плато Сунг принадлежат гигантским животным, по-видимому, бескостным и совершенно неизвестным человеку. И они, должно быть, встретили смерть в битве с жестокими врагами!»
Роберт У. Лоундес
БЕЗДНА
Мы достали тело Графа Нордена ноябрьской ночью под звездами, которые сияли с ужасающей яркостью, и поехали быстро вдаль по горной дороге. Тело должно быть уничтожено из-за глаз, которые не могли быль закрыты, и казалось, до сих пор глядят на некий объект позади наблюдателя, тело, которое было полностью обескровлено, без малейшего следа ран, тело, чья плоть была покрыта омерзительными, светящимися надписями и рисунками, которые сдвигаются и изменяют форму прямо на глазах. Мы закрепили то, что было Графом Норденом плотно за рулем, поставили самодельный взрыватель в бензобак, зажгли его, а затем спихнули машину на обочину дороги, где она резко скользнула вниз по склону к главному шоссе, словно пылающий метеорит.
Но не раньше следующего дня мы поняли, что все находились под заклятием Дурина — даже я ничего не помнил. Как иначе мы могли броситься на это дело так яростно, позволив ему злорадствовать из-за своего триумфа? С того ужасного момента, когда зажегся снова свет, и мы увидели то, что было за мгновение до этого Графом Норденом, мы были словно призрачные, нечеткие фигуры, мчащиеся сквозь сон. Все было забыто, кроме негласных команд, когда мы наблюдали, как пылающий автомобиль рухнул на тротуар внизу, разлетевшись на части, а затем потопали тяжело каждый к своему дому.
Когда на следующий день частичная память вернулась к нам, мы бросились на поиски Дурина, но он исчез. А мы так высоко ценили нашу свободу, что никому не рассказали о том, что случилось, и больше не пытались искать Дурина. Мы хотели все забыть.
Я думаю, что я мог бы, возможно, забыть все, но я не раз изучал «Песнь Йсте». У остальных наблюдается растущая тенденция рассматривать все это как иллюзии, но я так не могу: я видел малую часть реальности. Ибо одно дело читать книги такие, как «Некрономикон», «Книга Эйбона» или «Песнь Йсте», но совсем другое, когда на собственном опыте убеждаешься в реальности некоторых из страшных вещей, описанных в них. Многие читали выдержки из «Некрономикона», пока их обнадеживала мысль, что Альхазред сошел с ума: что если бы они вдруг обнаружили, что он далеко не безумец, что Абдул Альхазред был настолько ужасно вменяемым, что другие называли его сумасшедшим только потому, что они не могли вынести бремя фактов, которые он обнаружил?
Зная эти истины, я нашел один параграф в «Песне Йсте», но не смог читал дальше. Темный том, наряду с другими книгами Нордена, до сих пор стоит на моих полках, я не сжег его. Но не думаю, что когда-нибудь буду читать его — и позвольте мне рассказать вам о Дурине и Графе Нордене, ибо вокруг этих двух лежат причины моего нежелания дальнейшего проведения моих исследований.
Я встретил Графа Нордена в Дарвичском университете, в классе доктора Хельда по средневековой и ранне-реннесанской истории, которая изучала тайные мысли и часто простой оккультизм.
Норден был очень заинтересован в этом; он провел совсем небольшое исследование оккультизма; в частности он был очарован трудами и записями семейства Дирков, которые прослеживали своих предков до предледниковых дней. Они, Дирки, перевели «Песнь Йсте» с его легендарного оригинала на три великих языка рассвета культур, а затем на греческий, латинский, арабский и, наконец, на елизаветинский английский язык.
Я высказал Нордену сожаление по поводу слепого презрения, в котором мир держит оккультизм, но никогда не исследовал эту тему очень глубоко. Я был доволен быть простым зрителем, позволяя моему парящему воображению отдаться на волю множества течений в этой темной реке; скользить по поверхности было достаточным для меня — редко я решался погружаться в пучины. Как поэт и мечтатель, я был достаточно осторожен, чтобы не потерять себя в темных омутах, где я развлекался — всегда можно было выйти, чтобы найти тишину, голубое небо и мир, который не думал обо всех этих реальностях.
С Норденом все было по-другому. Он уже начал сомневаться, говорил он мне. Это был не легкий путь; там существовали жуткие опасности, скрывающиеся на протяжении всего пути, часто происходило так, что путник не знал о них, пока не становилось слишком поздно. Земляне прошли не очень далеко по пути эволюции, были еще очень молоды как раса, у них отсутствовали необходимые знания, не говоря о тех немногих из их числа, которые стремились пройти через все неизведанные дороги. Он говорил о посланниках извне и делал ссылки на непонятные отрывки из «Некрономикона» и «Песни Йсте». Он говорил об инопланетных существах, нечеловеческих сущностях, которые невозможно измерить любыми человеческими мерками, с которыми нет возможности продуктивно бороться.
Дурин появился примерно в это время. Он вошел в класс однажды во время лекции; некоторое время спустя доктор Хельд представил его как нового члена класса, прибывшего из-за рубежа. Было что-то такое в Дурине, что сразу вызвало мой интерес. Я не смог определить какой он расы или национальности — он был очень близок к понятию — красив, каждое его движение было наполнено грацией и ритмом. Тем не менее, ни в коей мере он не мог считаться женственным, он был, если одним словом, — прекрасен.
То, что большинство из нас старалось его избегать, не смутило его, вовсе нет. С моей стороны, он не казался искренним, но со стороны других это было, вероятно, вследствие полного отсутствия каких-либо эмоций. Был случай, например, в лаборатории, когда пробирка ворвалась у его лица, несколько осколков глубоко вошли в кожу. Он не показал ни малейших признаков дискомфорта, отмахнулся от всех проявлений заботливости со стороны некоторых из девушек и продолжил заниматься своим экспериментом, как только медик закончил с ним.
Заключительный акт начался, когда мы начали иметь дело с гипнозом, в один прекрасный день после полудня, и обсуждали практические возможности субъекта, наблюдая за экспериментами Рейна и других. Колби представил самый оригинальный аргумент против этого, высмеивая объединение экспериментов по передаче мыслей или телепатии с гипнозом, и пришел к окончательному выводу, что гипнотизм (вне механических средств индукции) невозможен.
ebooksa