Оккультист

– Ошибаетесь, Сергей. У вас прекрасная девочка, ей уже семь и она очень скучает по любимому отцу.

Андерсен аккуратно доставал из папки цветные фотографии и тасовал их, показывая мне. Вся семья на причале возле озера, я с ребёнком на руках у роддома, жена учит девочку ходить и прочие радостные для родителей моменты. Что за ерунда? Мы с Натой планировали заводить ребенка не раньше, чем решатся проблемы с собственной квартирой. Точно помню аргументы: надо встать на ноги, опасно мыкаться по съемным углам с малышом, создавать ещё одну малоимущую семью. Со временем финансовые дела только ухудшались, а мы становились дальше друг от друга. Она не поддерживала мои новые увлечения, и однажды я понял, что говорю на непонятном для нее языке. Когда все стало слишком сложно, мы разошлись, тихо и без скандалов. Затем я переехал в Питер и о неудачном браке напоминали лишь штампы в паспорте. Кстати, никаких отметок о детях там не было.

– Я не…– хотел рассмотреть снимки поближе, но только нелепо дёрнулся в кресле.

– Не понимаете, что происходит, не верите мне? Такие слова часто звучат в этих стенах. Поймите, Сергей, я не собираюсь вас в чем-то убеждать. Моя задача указать на противоречия в вашей версии событий. Если признаете, что с вами что-то не так, мы сделаем первый шаг к исцелению.

Доктор поправил халат и вернулся за стол, бросив папку на внушительную кипу бумаг.

– Тяжело, наверное, в наше время практиковать оккультизм? Все эти разоблачения, скандалы вокруг экстрасенсов.

– Я занимаюсь эзотерикой не ради славы.

– Да-да, вы уже говорили. Знания, тайные техники. Вы же образованный человек, слышали о мистической картине мира?

Уставившись в точку, чуть выше его головы, я погрузился в лёгкую медитацию. Андерсену не важно знать моё мнение, ему хватает собственного. Ярлык, который он на меня навесил, крайне сложно снять. Я прекрасно понимаю к чему он ведёт. Все факты послушно встроятся в чёткую теорию, мозгоправы умеют это мастерски. Он не скажет ничего нового, лишь вновь подведёт к моему безумию. Человек, несколько лет изучающий оккультную литературу, не поддастся на такую провокацию. Мне прекрасно известно, насколько сильно слова могут извратить настоящий смысл, так что, ни к чему загрязнять свое сознание чужим мусором. Доктор все болтал, но фразы доносились чуть слышно, будто через толщу воды.

– …просто не замечаете очевидного ответа…

Наука, рационализм. Слишком часто я сталкивался подобными доводами. В той, другой жизни. Где у меня ещё были друзья. Узнавая про мое маленькое хобби, они часами советовали, спорили, сыпали фактами. Иногда им даже удавалось переубедить меня, и я на годы задвигал свои проекты в долгий ящик, чтобы вернуться к ним с особым энтузиазмом. Ведь в целом мире ничто больше не интересовало меня. Только магия. Можно ли жить по-другому? Разумеется, но не мне.

– …На сегодня, пожалуй, закончим, – Андерсен даже не заметил, что я его не слушал.

Он дважды потряс колокольчик, стоявший на столе. В кабинет зашел медбрат.

– Подумайте над моими словами, Сергей. Только совместно мы добьёмся прогресса! – крикнул врач, когда мы выкатывались в коридор.

Хорошая попытка, добрый доктор, но нельзя поколебать того, кто внутренне целостен. Никто не смеет указывать мне, кто я есть, запихивать на нужную полочку. Только я сам определяю свое место. Цель ясна - найти магию, и ничто не встанет на пути. Я все же решил последовать совету Андерсена, но стал искать противоречия не внутри себя, а в окружении. Разум вернулся к обычному состоянию внимательного наблюдения.

Мою коляску катили по самой странной психушке, которую я когда-либо видел. Палаты натыканы настолько часто, что ни о каком комфорте пациентов не могло быть и речи. Нонсенс для частной клиники. Комнаты в таких заведениях больше напоминают номера отеля. На этом странности не заканчивались: каждая дверь оснащена специальными пазами. Большинство креплений пустовало, но на нескольких дверях крепились навесные панели. В основном, толстые металлические листы, но иногда встречались зеркала, стёкла и даже мраморные плиты. Ума не приложу, зачем такие сложности. Подобные конструкции используются для бомбоубежищ и панели в них ставятся только из свинца.

Возле двери, укрепленной зеленоватой каменной плитой, дежурила вооружённая охрана. Я прямо кожей ощущал их страх. Они делали вид, что все в порядке, но часто переглядывались и хватались за дубинки. Пока меня прокатывали мимо, мужчины трижды проверяли пациента через узкое смотровое окно. Причём, я явственно услышал детский плач. В психушку уже младенцев закатывают?

Чем дольше я рассматривал окружение, тем больше возникало вопросов. Возможно, сказалась работа строителем, но взгляд цеплялся за всё подряд. Видеокамеры на потолке защищены бронестеклом. Вокруг ламп освещения чернели дополнительные крепления для светофильтров. Средства пожаротушения и аптечки висели чуть ли не через каждые пять метров и выглядели новыми, а не как обычно - забитыми пылью и просроченными на добрый десяток лет. Тем временем, коляска прокатилась мимо моей камеры и я удивлённо оглянулся на медбрата.

– Сегодня пообедаешь в общей комнате. Не делай глупостей, и такое будет чаще.

Какая честь! За прошедший месяц меня ещё ни разу не вывозили в свет. Мерзкую еду в потертых пластиковых контейнерах проталкивали через смотровое окно трижды в день. Затем роботизированный голос по интеркому просил выбросить остатки в мусоропровод на стене. Насколько я помню, ни разу не нарушал это указание. В лошадиных дозах успокоительного есть своя польза: большую часть времени я валялся на прикрученной к полу кровати и пускал слюни. В узком бетонном мешке банально нечем заняться. Разве что в туалет сходить да душ принять.