— Хамидыч, тебя спрашивают. — сиплым испитым голосом позвал хозяйна сторож.
— Кто там?
— Кто спрашивает? — повернулся человек к Павлу.
— Хамид-ака, это я, Паша Тумасов. Я звонил вам сегодня утром.
— Джульбарс, а ну-ка открой калитку, — донесся повелительный голос.
— Я же на цепи!
— Ничего, падла, дотянешься. — процедил тот же голос.
Дверь на удивление тихо, без единого скрипа, открылась. За ней стоял низкий лысоватый мужичок в тренировочном костюме и кепке на гладко выбритой голове. На ногах у него были короткие сапоги. Но главное — на одной ноге у него была закреплена массивная железная цепь, как поводок у собаки.
— Проходи. — поманил он Павла рукой.
— А-а, мне ли дядю Пашу не помнить, заходи, заходи. — во дворе стоял крепкий темноволосый мужчина на вид лет около пятидесяти пяти или шестидесяти, с короткой ухоженной бородой и очень внимательными, цепкими карими глазами. Он был одет в широкие штаны защитного цвета и клетчатую рубаху с короткими рукавами, вылинявшую от частых стирок. На ногах у него ладно сидели легкие серые летние кроссовки.
Павел крепко пожал руку хозяйну.
— Здравствуйте, Хамид-ака.
— Здравствуй, здравствуй. Ох ты, как вырос.
Павел улыбнулся и расправил плечи.
— Не думал, что когда-нибудь встретимся. Иди на место. — скомандовал Гасанов слуге на цепи.
— Проходи, что ж мы у входа встали-то, — деловито загудел хозяин. — пойдем вон в ту беседочку, посидим на свежем воздухе, попьем с тобой чайку, пообщаемся.
Павел по небольшому, чисто убранному дворику, прошел вслед за хозяином в красивую деревянную беседку, стоявшую в небольшом саду, среди яблонь, на которых уже висели маленькие зеленые шарики будущих наливных плодов. К беседке вела дорожка, посыпанная гравием и аккуратно выложенная по краям округлыми камнями среднего размера.
Войдя в беседку, сложенную из обработанных деревянных панелей, покрытых лаком, хозяин пригласил гостя за столик, на котором сгрудились несколько пузатых чайников. Рядом с ним стояли белые чашки на блюдцах, сахарница с кусками рафинада, тарелка с печеньем и маленькие розетки с вареньем и медом. Повсюду чувствовалась рука умелого хозяина, любящего свой дом и умеющего поддерживать в нем порядок, но это был порядок, созданный только мужскими руками, без сантиментов, жесткий, рациональный и даже немного казарменный.
— Садись, садись. Говорят, уезжал куда-то?
— Вернулся вот.