Возлюбленная из Страны Снов

Как-то Франсис Рейнгард, прекрасный Франсис с нежным цветом лица и мягкими кудрями, шутливо выразился о голосе Николича:

— Благородные словаки, родители нашего Николича, были, по-видимому, очень слабы в классической истории, иначе они назвали бы своего сыночка вместо «Гектор» — «Стентор», глашатай в споре.

Шутку передали из уст в уста и больше всех смеялась ей хозяйка дома. Гектор, который сидел за ней и чуткое ухо которого восприняло каждое слово, произнесенное шепотом, наклонился вперед:

— Не думаете ли вы, сударыня, что для господина Рейн-гарда могло бы быть опасным раздражать меня, а для вас не менее опасным смеяться надо мной?

На этот раз он говорил тихо, так тихо, что никто, кроме графини, не мог слышать его слов.

Она ленивым движением повернула к нему голову:

— Что означают ваши намеки? Я не любительница разгадывать загадки.

— Но, графиня, у меня просто явилась мысль привлечь насмешников на свою сторону. Что бы вы сказали, например, если бы я рассказал почтенному обществу историю, случившуюся со мной этой ночью?

Эти слова он произнес громко, намеренно или нет, — кто знает? Но его голос проник через тишину полутемной гостиной во все уголки комнаты.

— Историю? Мне, конечно, придется выйти? — послышался голос семнадцатилетней Ренаты, которую мама каждый раз высылала из комнаты, когда Гектор принимался за свои рассказы.

Под покровом темноты чья-то лихорадочно горячая рука отыскала руку графини. Но холодные тонкие пальцы были отдернуты прочь и, слышное лишь для Гектора, с уст графини сорвалось:

— Как это дурно!

— Выйти? Да, нет же, нет, не надо. То, что я расскажу сейчас, может слышать самый чистый ангел. Это не будет ни каламбур, ни анекдот из юмористического журнала, а совершенно правдивая история, в истине которой я могу поклясться перед всеми людьми. Только не надо путаться, потоку что речь в ней будет о призраках.

Он злобно расхохотался и пристально взглянул на графиню Сусанну, тщетно пытаясь угадать в темноте выражение ее лица в этот момент.

Слегла хриплым голосом он продолжал:

— Итак, вчера ночью я никак не мог заснуть. Здесь начинается моя история. В комнате было душно, невыносимо душно. Я открыл дверь и вышел в переднюю, через широкие открытые окна которой врывался прохладный ночной воздух. Это меня облегчило. Необходимо сказать, что я снял башмаки, чтобы не разбудить соседей. Это было глупо, потому что в конце коридора, как раз против вашей комнаты, господин Рейнгард, мне пришло в голову, что не могу же я отправиться погулять по саду в одних чулках. Пришлось бы, таким образом, возвратиться назад в свою келью.

А между тем, на воздухе было так хорошо, лунные лучи так красиво падали вдоль коридора, что я взял и остался там, где был, — в темной нише против дверей комнаты господина Рейнгарда.

И вот тогда-то я и увидел призрак. Подходил он бесшумно и медленно, как это и приличествует призраку, закутанный в белые, длинные одежды, с лицом, закутанным белой вуалью.

Кстати, графиня, нет ли среди ваших предков какой-нибудь не находящей себе покоя дамы, которая бродит привидением по замку? Вы не отвечаете? Прошу извинения, я спросил не случайно. Дело в том, что как только призрак очутился в части коридора, освещенной луной, легкий порыв ветра приподнял его вуаль, и поистине, если бы я не знал, что это невозможно, я поклялся бы, что призрак, который бесшумно скрылся в комнате господина Рейнгарда, были вы, графиня, — так поразительно было сходство.

Несколько секунд тишина и сумрак царили в гостиной, затем кто-то неожиданно зажег спичку и это осветило комнату на несколько мгновений: стало видным злобное лицо Гектора с зелеными мерцающими глазами, впившимися в лицо графини, это спокойное, неподвижное лицо, мраморная бледность которого напоминало статую. Колеблющееся пламя осветило лица и остальных присутствующих, на которых были выражены все степени от изумления до гнева, от злости до безграничного возмущения. Осветило оно и дрожащую фигуру белокурого Франсиса, который, схватившись за ручки кресла, казалось, готов был упасть в обморок.