Я поднялся на второй этаж. Шедшая вперед Алла, остановилась у последней по коридору двери.
— Проходите. Она ждёт. И извините за отца. Не знаю, что с ним.
— Ничего. Между родственниками такое случается, — я повернул резную ручку, толкнул дверь. На всякий случай стукнул костяшками пальцев о косяк.
— Это ты внучек? — голос остался прежним. Всё осталось прежним. Словно Игорь переместил комнатку из обычной пятиэтажки в свой особняк. Простенькие обои, бормочущий телевизор, чёрно-белые фотографии в допотопных рамках, фарфоровые статуэтки на массивном комоде. У меня закружилась голова. А ещё говорят — путешествия во времени невозможны!
— Здравствуйте, Алла Александровна, — выдавил я.
Старушка развернула плетёное кресло. Время почти не изменило её, разве, что стёкла очков, стали более выпуклыми. Она улыбнулась:
— Совсем взрослый.
— Уже четвёртый десяток, — напомнил я. — Возраст.
— Разве то возраст. Вот у меня возраст. Ворчу. Смерть зову, а как серьёзно о ней проклятой подумаю — страшно. Кажется, и не жила ещё.
— Так и нечего о ней думать. Живите, пока живётся.
— Мне-то внучек живётся. А тебе, я смотрю, надоело?
— Почему вы так решили?
— Потому, что приехал ты сюда. Столько лет о тебе ни слуху, ни духу. На похоронах тогда объявился, мелькнул и исчез. А тут вдруг решил погостить. С чего бы это?
— И вы меня гнать будете?
— Ты на Игорёшку зла не держи. Невезучий он. Оттого и злой.
— В таких хоромах и невезучий.
— Ни в хоромах счастье, коли в душе непогодь. А ему досталось. Жена сбежала. Дочка не слушается…
— Я всё равно не уеду.
— А я тебя и не гоню. Разве я тебе хозяйка? Вы же с ней никогда никого не слушали, — Алла Александровна кивнула на одну из фотографий. Я давно не сводил с неё глаз. Мы с Аллой перед её выпускным. — Оттого и беда случилась. Я ведь вас предупреждала…
— И вы туда же, — я захлопнул дверь, так как заметил поблёскивающий в щёлке любо-пытный фиолетовый глаз. — Тоже меня во всём обвините?