Воины облаков

Кусты зашелестели и все наши по одному забрались внутрь. Мокрую, задубевшую пострадавшую отправили греться к огню. Воины покинули помещение по каким-то своим воинским делам.

— Ну вы нам подогрели легенду! На много лет вперёд, — вдруг восторжено заржал Пушак.

Мы такой бурной реакции за ним прежде не замечали. Поэтому уставились на него с некоторым удивлением.

— Я должен извиниться перед вами. Мне докладывали, что уже несколько раз в окрестностях видели охотников за головами. Раньше они никогда не выходили из сельвы так далеко на наши земли. Не нужно было вести вас сюда, не будучи совершенно уверенным в безопасности похода, — и Пушак снова покраснел.

— Ну, конечно, экий хитрец! — вдруг дошло до меня. Стратег… Извиняется он. Да он же специально Олеську провоцировал! Вон сейчас он, и, прежде воины, никакого повышеного внимания, а тем паче смущения при виде наших апетитных задиков не проявляли. Нет совесть-то у него присутствует, но Олеськой он банально воспользовался. Для поддержания сказочки про сирену. Могу даже представить что там произошло. На бережок каким-то хитрым способом вывели тех охотников. За нами небось всё время наблюдали. Охраняли. Могли конечно попасться все трое. Но какая большая разница: одна сирена или три? Ну шипением они скорее всего и раньше баловались. Стоят секреты, окрестности горы охраняют. Есть пещерка, где отдохнуть-погреться можно. Водичка даже тёпленькая есть. Все условия. И змей пошипит время от времени и ночью не мёрзнем.

Шаман глянул на мой осуждающий взгляд, допёр, что его спецслужбовская идея раскрыта и совсем втянул голову в плечи. Но, почему-то Олеськино унижение удовлетворило мою внутреннюю жабу и я вдруг заговорщицки подмигнула амауте. Потом прыснула.

— Наверно чешут сейчас страшные людоеды со скоростью курьерского поезда, — я закрыла рот руками, чтоб не шуметь. Потом подумала, что теперь чего бояться? Наверное на километр вокруг больше никого и нет.

Вернулись уходившие воины. Что-то нашептали шаману на ушко.

Он позвал нас наружу. Наши вещички так и лежали сиротливой кучкой. Недосмотр! А если бы увидели? Хотя, если шипело отсюда, то уж в эту сторону никто бы точно не бежал. Мокрое шмотки бельишко повесили сушить. Оделись на голое тело. Пушак растянул свой мешок. О! Классный тормозок. Пережитое волнение и купание аппетиту только помощь.

Под неспешную трапезу вернулись к вчерашнему разговору.

— Я не всё успел рассказать вчера. Хочу дополнить. Мудрые люди говорят, что мужчину делает его женщина. Может быть у Вакралла был шанс. Но он не искал любви и привязанности. Ему нужно было высокое положение. Самое почётное для воина — продолжить кровь бога с избранной женщиной. Но будущему властителю нужно было имя. Тот год был чёрным для чачапойя. Сорвался поход в Мёртвый город, погибли шаманы, и юная предсказательница, совершавшая своё первое паломничество перед посвящением Дому, едва выжила. Правда убила врагов и их вождя и получила славное имя Вилка — великая. На эту девушку и нацелился Вакралла. Одногодки, только принятые во взрослую жизнь, молодые, красивые, сильные. Почему нет?

Но у Вилки есть сестра-близнец. Близнецы — это вечное соперничество. На празднике должны были дать имена обеим, но одна получила славу, а вторая зависть и прозаичное имя Авак-ткачиха. Правду сказать, она действительно отменная мастерица, и Дом рад был бы её присутствию, но, не снискав почёта, она пожелала получить богатство и мужа-воина. И отказалась оставаться среди избраных. Свою работу она продаст на любом кату, за золото и украшения. Самый красивый мужчина будет её мужем, вот тогда сестра изойдёт жёлчью от зависти.

На самом деле всё вышло наоборот. Красавец-воин дрался за право быть с её сестрой. А она без памяти влюбилась именно в него. Ревность толкнула её на преступление. Перед первой ночью она, якобы, пришла пожелать сестре продлить кровь здоровым ребёнком. На самом деле, подлила в питьё парню настой трав, который должен был лишить его на время мужской силы. Старшая Дома обнаружила подмену. Вся пища и питьё будущего отца для крови бога тщательно проверялась. И помогли только слёзные просьбы Вилки-не наказывать сестру, скрыть случившееся, потому что причиной была любовь. Я тогда только стал верховным и считал, что наказание не принесёт ничего кроме злобы, не разглядел за любовью зависти и мы замяли происшедшее. Конечно, с Авак мы были строги, и она отработала два месяца в пользу Дома, получая только самую простую пищу. Но мы не стали позорить её сроком янакуны. Кроме нас и сестёр никто об этой истории до сих пор не знал. Но вы сейчас должны понимать с кем имеете дело.

После того, как Вилка зачала, Авак стала добиваться Вакралла. Все женские ухищрения шли в ход, но хитрец уже сам видел все выгоды этого брака и специально мучал будущую супругу, чтоб крепче привязать её. И, получив наконец долгожданный обмен сандалиями, она была в полной зависимости от благоволения мужа. Всё это ничуть не было похоже на гордую и свободную любовь женщины чачапойя.

Чаупи-тута страдал. Ему не хватало общения со сверстниками. В родной деревне он с братом хоть и должен был помогать родителям в хозяйственных делах, но иногда они были веселы и приятны. Как здорово было ловить рыбу, гонять птиц с полей. Все его знали и он был дружен со всеми. А этот чужой город как-то сразу сделал его взрослым. Ладно ещё, когда здесь была Ирина. Она весёлая, любопытная, с ней можно было целыми днями заниматься чем-то интересным.

Сейчас, когда учителя и посланников не было в городе работа и учёба казались ему скучными и бессмыслеными. Вечерами он лежал в общей спальне и думал, что опять сегодня не зайдёт тихонько мама, не погладит по голове, не шепнёт что-то ласковое.

Он решил для себя, что если в следующий раз будет планироваться поход, он обязательно убедит учителя взять его с собой. Пусть это будет трудно, лишь бы не оставаться тут одному, рядом с этим противным мальчишкой.

Тупак исподтишка всё время старался нагадить ему. Конечно старшие ученики, если были рядом не позволили бы этого. Но не могут же они сидеть возле него как пришитые.

Сегодня ему повезло. Узнав, что мать учила его готовить лекарства, старший помощник амауты разрешил ему обновить некоторые простые составы, которыми ежедневно пользовались в городе для лечения недомоганий.

Он толок сухие листья табака, для порошка от насморка и вспоминал слова языка пришельцев. Когда же была готова мазь со смолой мульи для лечения ран, тут же смазал ей свою разбитую коленку. До вечера он сделал ещё рвотное из ипекакуаны. А вот для глазной мази у него не нашлось свежих корней мак-телью и он пошёл сказать об этом старшему.