Разговор дальше не пошёл. У Рии всегда так: если ей кто-то нравится, то он в ту же минуту будет её другом, а если нет... Ну, не врагом точно, но отношения будут прохладными.
Но Двадцать обратился ко мне.:
- Я вижу, вам уже лучше. Вчера вы совсем грустили.
Действительно, по сравнению со вчерашним днём мне намного легче, хотя, по факту, мало что изменилось.
- Да, вы знаете, мне действительно лучше.
- Ну и славно.
"Славно!". Так мало кто говорит "славно" в наше время… Звучит крайне архаично.
- Ох, а я же совсем не предложила вам еды! Подождите, секунду, пожалуйста!
Инспектирование кухни не утешило: чёрный хлеб и полбанки фасоли - вот всё, что оставалось у нас.
Быстро сполоснув тарелку, я положила еду так красиво, как это вообще возможно с куском теста и бобовыми. Яичницы очень не хватало для идеальной композиции в подборку "Английские завтраки" или что-то в этом роде.
Рия и Двадцать всё так же сидели на полу, но не разговаривали. Оба смотрели в окно.
Оно всё ещё было грязным, но сквозь пятна я разглядела быстрые трепыхающаяся фигурки птиц.
Ласточки! К нам прилетели ласточки и вьют гнездо над нашим окном!
Я залюбовалась их движениями: стремительной, свободной красотой и изяществом. На фоне ярко-голубого неба их чёрные тельца напоминали театр теней.
- Это хороший знак, - сказал Двадцать.
- Ещё бы, - подтвердила Рия.
Вручив обед Двадцать и получив за это больше благодарностей, чем оно того стоило, я уселась на пол.
Он ел аккуратно, старался насадить на вилку каждую фасолинку, отчего по комнате раздавался неритмичный стук.
- Вы тут недавно? - спросил он, гоняясь за очередным бобом.
Я прислонилась спиной к прогретой стене и обняла подушку. Ответила: