Переплёт

Ехали мы долго. Спустя несколько часов меня укачало на ухабистой дороге. Я радовался, что не нужно поддерживать беседу, но когда туман заволок окна и от холода закоченели руки и ноги, происходящее стало казаться мне все менее и менее реальньил. Даже облачка пара, вылетавшие из ртов моих спутников, были плотнее, чем у меня. Один раз мы остановились по малой нужде. К тому времени с болот мы уже выехали, и по обе стороны дороги вырос лес. Меж темными стволами деревьев клубилась мгла, и мир вдруг показался таким далеким и безрадостньв!, что мне захотелось поскорей вернуться в карету.

Каждая минута пути тянулась бесконечно. Беседа де Хэвиленда и Фергюсона могла бы меня заинтересовать, если бы люди, о которых они сплетничали, были мне знакомы, но поскольку я не знал никого из них, постепенно их разговор слился со стуком колес. Мне не было никакого дела до лорда Лэтворти, Норвудов или Гамблдонов; не волновало меня и то, по любви или по расчету выходит замуж Онорина Ормонд. Я уже готов был отдать мизинец ради нескольких минут тишины, но они наконец замолчали, и стало только хуже. Теперь мне в голову полезли мысли о Середит, моей семье и о том, куда меня везут, но думать об этом не хотелось.

Постепенно вокруг нас вырос Каслфорд. Сперва на горизонте показались его смутные очертания и послышалось далекое эхо; затем тени в густом тумане стали ярче и усилилось зловоние сточных вод, угольного дыма и кирпичной пыли. Карета протарахтела мимо стройки, где дымилась груда торфа, извергая едкий дым, заставивший де Хэвиленда закашляться и аккуратно сплюнуть мокроту в платок. Мы выехали на широкие улицы, где по обе стороны от нас грохотали повозки, а дым имел удушливый аммиачный привкус старого навоза. Де Хэвиленд задернул ставни, и карета погрузилась в серый полумрак, но не избавила нас от звуков внешнего мира. Я боролся с тошнотой, а за окном фыркали и ржали лошади, кричали люди, визжали женщины, лаяли собаки, и за всем этим гвалтом гулким фоном жужжали колеса и механизмы, или слышался еще какой-то звук, или неразборчивая какофония звуков. Я помнил Каслфорд совсем другим, но не стоит забывать о том, что я несколько месяцев прожил на болотах, где тишину не нарушали даже крики животных. Закрыв глаза, я представил мастерскую Середит — свою мастерскую, брошенную, но все еще существующую где-то там, в тишине, и мысль о ней согрела меня, как талисман.

Наконец мы остановились. Тело мое затекло и одеревенело, голова раскальшалась. Де Хэвиленд вышел из кареты и щелкнул пальцами, подзывая меня.

— Выходи, сынок. Чего ты ждешь?

Я ждал, пока выйдет доктор Фергюсон, но тот удобно устроился в углу, и тут я понял, что он поедет дальше без нас. Я неуклюже протиснулся мимо него и очутился на тротуаре. Кучер шикнул сквозь зубы, прогоняя холод и растирая руками плечи. Карета не трогалась с места.

Я огляделся и запахнул пальто^ укрываясь от внезапно налетевшего холодного ветра с частичками угольной сажи. Мы стояли на улице с широкими голыми тротуарами и вы- С 01С И М И кирпичными домами; тут и там виднелись кучки грязного снега. К каждому дому вела лестница и перила^ а все двери и ступени были одинаковыми. На крыльце ближайшего к нам дома стоял лавровый куст в глазированном горшке^ и даже с расстояния десяти шагов я видел на листьях пятна КОПОТИ; черной; как плесень.

— Про1Слятье; ты уснул там^ что ли? — Де Хэвиленд поднялся по лестнице и позвонил в колокольчик. Я поспешил за ним и увидел на двери табличку с витиеватой гравировкой: «Де Хэвиленд, Ч. П. П .» . Не знаю^ чего я ожидал^ но не этого.

Дверь открыла суровая дама с пучком и пенсне на шнурке. Увидев де Хэвиленда^ она просияла и отошла в сторону пропуская его в дом. Ее улыбка застыла, когда она увидела меня, но дама ничего не сказала, лишь промолвила:

— Хорошо, что вы вернулись, господин де Хэвиленд. Миссис Сотертон-Смайт нуждается в ваших услугах. Мистер Сотертон-Смайт даже пригрозил обратиться к другому переплетчику, если вы скоро не вернетесь.

— И оставить книги его жены в нашем хранилище? Сомневаюсь, что он осуществит угрозу, — он коротко и сухо рассмеялся. — А в чем дело? Неужто жена пронюхала о его новой любовнице?

Дама откашлялась, покосилась на меня, но де Хэвиленд махнул рукой.

— Не волнуйся, это мой новый ученик. Рано или поздно ему все придется узнать. Ты записала ее на прием?

— Пока нет, сэр. Но я отправлю записку вечерней почтой. — Вот и славно. Приму ее завтра. Но прежде проверь, оплатил ли Сотертон-Смайт последний счет.

Он прошел по коридору, вымощенному плиткой. С одной стороны я увидел полуоткрытую дверь с табличкой «Приемная». Через щель в двери мне открылась светлая модная гостиная: стены, оклеенные обоями с узором из птиц и камышей, журналы, разложенные на столике веером. В фарфоровой вазе стоял букет весенних цветов, хотя на дворе была зима. В глубине этой комнаты виднелась еще одна дверь, но я не успел толком разглядеть ее: де Хэвиленд остановился, бросил взгляд через плечо и нахмурился.

— Что ты там копаешься? Никогда не был в приличном доме? Иди сюда.

Суровая дама испарилась: по всей видимости, скрылась за дверью в противоположном конце коридора. Замок щелкнул. Я поспешил за де Хэвилендом и догнал его, когда тот толкнул дверь черного хода и вошел в темный коридор, ведущий в тесный маленький дворик. Мы очутились у старого покосившегося деревянного здания. За мутными стеклами окон мелькали тени. Огибая лужи, де Хэвиленд подошел к дому и открыл дверь.

— Мастерская, — провозгласил он. — Ты будешь спать в комнате наверху. Ну же, заходи. — Он миновал темный коридор и толкнул дверь слева. Та распахнулась, и я увидел комнату, в которой сидели четверо или пятеро мужчин, склонившись над верстаками или прессами. Один из них встал — в руке у него был молоток — и начал что-то говорить, но увидев, кто стоит на пороге, отдал честь и промолвил:

— День добрый; сэр.

— И тебе того же^ Джонс. Бэйнс^ Уинторн^ на улице стоит карета^ груженая коробками; их нужно принести. Будьте добрЫ; займитесь этим. Сундук снесите мне в кабинет, остальное тащите сюда. — Он даже не взглянул на рабочих, оставивших свои дела. Один из них обтягивал уголок кожей, и я увидел, как он поморщился и отклеил обтяжку, чтобы та не высохла полуготовой. Рабочие понуро прошаркали мимо, но де Хэвиленд словно не замечал их. — Джонс, познакомься: мой новый ученик. Он будет спать наверху и работать с вами.