Переплёт

Она не ответила.

В два шага я пересек комнату и очутился у кровати. Схватил ее за плечо и повернул к себе лицом, не церемонясь.

— Ты это сделала нарочно? Чтобы он бросился тебя спасать?

Она вырвалась из моих рук.

— Эмметт! Тихо! Он же здесь, в доме!

— Какая разница! Ты вышла на нетвердый лед, рассчитывая, что какой-то надменный хлыщ, которого ты видишь впервые в жизни, вытащит тебя из воды? Не рассчитывая даже, а надеясь, что это произойдет, ведь точно ты знать не могла? Как тебе ума хватило? А если бы ты умерла? А если...

— Ш-ш-ш-ш... — прошептала она, встав на колени на кровати и вытаращив глаза. — Прошу, Эм, не надо. Я глубоко вздохнул.

— Надеюсь, тебе приснится, что ты тонешь, — выпалил я, — и ты проснешься с криками, задыхаясь! Чтобы никогда — слышишь, никогда! — больше не думала так рисковать. Иначе я сам тебя прикончу.

— Ничего ты не понимаешь. Просто завидуешь, ведь Пераннон Купер не стала бы ради тебя бросаться в замерзшую речку!

Я поймал ее взгляд. Последовала пауза; хитрая улыбка снова заиграла на ее губах, неслышная мне таинственная музыка вновь зазвучала в ее голове.

Покрутив пальцем у виска, я подошел к окну, отодвинул штору и вьнлянул во двор. Было темно, не видно не зги, но В хлеву беспокойно мычали коровы. Альта их^ само собой; не подоила. Над скатом крыши молотильни холодно мерцали звезды. Когда я успокоился и смог говорить ровно^ я сказал ей:

— Не волнуйся. Я ничего не скажу маме с папой; — опустил штору и направился к двери.

— ЭмметТ; куда ты?

Я вышел и закрыл дверь, не дослушав ее. Мне было на что злиться; нити моего гнева скрутились в плотный узел, и пришлось упереться ладонями в стену чтобы немного успокоиться. Перед глазами мелькали картины: Альта выходит на лед и проваливается; Дарне проносится мимо меня, полы его темного плаща развеваются. Даже сейчас, стоя в теплом свете лампы, заливающем ступени и слушая, как мама роется в шкафу с одеялами в конце коридора, я чувствовал холод, видел каменные стены и красное небо с рваными краями облаков. Я моргнул, отгоняя видение. На стене напротив панно, вышитое нашей двоюродной бабушкой Фрейей, напутствовало: «Прекрасна Дщерь Невинная в Скромности своей». Мама окликнула меня поверх стоики одеял. — Что ты здесь делаешь? Оставил Альту без присмотра? — С ней все в порядке. — Громко топая, я спустился вниз по лестнице и зашел на кухню, но на пороге замер как вкопанный. У плиты стоял Дарне и рассеянно разглядывал одну из картинок на стене. Я сглотнул, вытаращившись на него и поразившись нахлынувшей ярости. Глядя на него, я мог думать только об Альте, провалившейся под лед, о том, как мои ноги скользили по льду, когда я пытался бежать ней. А ведь это он во всем виноват. И как он бросился к ней — машинально, не думая, словно имел на нее право... Она могла бы умереть...

Он оглянулся, а когда увидел меня, изменился в лице так стремительно, что я даже не успел заметить, какое выражение было у него раньше. Стараясь сдержать гневные нотки в голосе, я спросил:

— Почему ты все еще здесь?

— Твой отец пошел искать мне плащ. Моя одежда промокла. — На тебе моя рубашка.

— Ее дала мне твоя мать. Рубашка твоего отца была бы мне по колено.

Я продолжал таращиться на него. Дарне пожал плечами и повернулся к плите. Он оказался еще более худым, чем я думал: моя рубашка висела на нем мешком, воротник болтался, и я видел его верхние позвонки. Он смущенно переступил с ноги на ногу, точно почувствовав на себе мой взгляд. — Вижу, ты и штаны мои надел.

Он снова обернулся. На щеках расцвели едва заметные красные пятна, но взгляд его был спокойным и ровным.