Чудовы луга,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сцамое дорогое. И она, — чуд потыкал пальчиком. — Сцамое дорогоеццц.

— Ну у тебя, предположим, самое дорогое — это девство, — заметил Тальен, оглянувшись на Котю. — Эх, надо было раньше расстаться с этакой драгоценностью.

Девушка смолчала, закусив губу.

Чуд пялился на Радо, змеиные щелки сделались совсем узкими, черными.

Котю мороз продрал по спине, хотя влажно и жарко было, как в бане.

Рыцарь не отводил глаз, потом шагнул вдруг вперед, чудята попятились все, кроме самого главного.

— Черт с вами, — выдохнул Тальен и поднес руки к пряжке ремня.

Котя зажала себе рот, глядя в ужасе.

Изукрашенный бляхами рыцарский ремень падает наземь. Остается только простой кожаный, с мечом в ножнах. Позолоченные шпоры.

Одна. Вторая.

Чудята молча смотрели.

Радо оглянулся. Бледное, покрытое испариной лицо не выражало ничего.

Шпоры и рыцарский пояс отдать! Да как он решился на такое!

— Ну, — сказал он. — Давай. Самое дорогое.

Котя воровато, пряча глаза, приблизилась к груде металла и пристроила с краю дареное зеркальце.

* * *

«… надо сказать, что прошлым летом Руц Двоебородый привез каменотесов из Доброй Ловли для обновления нашей церкви и починки башни, о чем я упоминал в надлежащем месте. С ними приехал святой старец из прореченской обители, именем Авва, почтенной сединой убеленный, богонравием славный».

— Ай-яй-яй! — взвыла Ланка, перекрывая доносящийся сквозь запертую дверь разбойничий хор. — Мамочки, рожаю!

Она даже не попробовала поспать, как велела ей Ласточка, скулила и хныкала всю ночь, не давая спать лорду. А теперь завопила, корчась на подстилке.

— Ай! Ой-ей! Рожаю, рожаю, взаправду рожаю, тетенька-а!

Голос у нее был звонкий, хороший голос. Она, наверное, пела хорошо.