Хакеры снов

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что Совет будет делать с черными снами?

— Что-что, отправит еще несколько разведгрупп. Может быть, им повезет больше. Поэтому мне очень важно, чтобы ты рассказал все, что там с вами происходило.

— Ну разведгруппы отправляются же не завтра? — гулко спросил я учителя.

— Конечно не завтра, — ответил он.

В этот момент внутри меня резко стало пусто и неуютно. Захотелось срочно остаться одному.

— Слушай, давай тогда поговорим потом, — сказал я и поднялся из-за стола.

— Эй, погоди, — почти озабоченным голос позвал Лёха. — Присядь, поговорим.

— Поговорили уже, — коротко бросил я ему через плечо и пошел к выходу.

* * *

С тех пор я больше никогда не видел Леху. В тот же день я пришел домой, сел за компьютер и, пытаясь отключить мозг, уселся играть в пасьянс «Паук», да так и просидел до самой ночи. Было обидно, что меня вот так просто выкинули, после того, как я, рискуя жизнью. Но это не главное. Больше всего меня пугала мысль, что на этом чудеса закончились. Закончилась и та самая «избранность», о которой я мечтал всю жизнь, но всю жизнь боялся себе в этом признаться. Сейчас не боялся, но это было уже совершенно не важно.

Одна лишь мысль, что мне когда-нибудь возможно придется снова идти в какую-нибудь торговую компанию с ненавистными корпоративным патриотизмом и стадным коллективизмом и снова продавать гребаную кровлю, сводила с ума.

Более того, идя сегодня домой я не обнаружил на улице потаенных — ни крыс, ни тараканов. Я снова перестал их видеть. Это было еще одним доказательством того, что все кончилось.

Еще четыре дня я провел, выходя из дома. только за тем, чтобы еще раз купить бутылку чего-нибудь, содержащего алкоголь. Что именно пить — было все равно. Алкоголь хорошо отгонял мысли и притуплял чувства.

Выйдя из алкогольной моно-попойки, я первым делом позвонил Миле. Девушка была очень рада меня слышать, говорила, что очень сильно переживала, что я вот так резко пропал там на горе и потом не брал трубку и не появлялся около недели. Еще она сказала, что совсем не злится на меня, даже наоборот, поняла как сильно я ей дорог. Потом еще наговорила чего-то приятного и предложила встретиться.

Ну и я, подкупленный такими словами, а так же до сих пор находящийся под влиянием алкоголя, который толкал меня на отчаянные поступки, предложил миле не просто встретиться, а приехать ко мне с вещами, дабы строить вместе рука об руку наше маленькое счастье. Мила взвизгнула от радости, крикнула в трубку «Собираюсь» и отключила мобилу.

— Наше маленькое счастье. Сраное маленькое счастье, — сказал я вслух старому советскому ковру, по-прежнему создающему атмосферу ушедшей эпохи у меня в комнате и отхлебнул из бутылки.

По первой Мила мне очень сильно помогла. Не смотря на то, что ее мир был прост и вульгарен, как провинциальная реклама, девушка была эмоциональна и своими чувствами с переменным успехом заполняла мою пустоту. Но уже через месяц совместной жизни я начал тихо про себя выть волком. Но сделать что-нибудь не решался. она была единственным ярким пятном в моей бесцветной жизни. С каждым днем я все больше погружался в серые краски депрессии.

Потом, немного оклемавшись, я стал думать, как можно выйти из состояния, которое про себя называл «полное число Пи». Пришел к мысли, что можно было бы начать путешествовать или вступить в какую-нибудь секту, в основе учения которой лежит прием веществ, изменяющих сознание или начать заниматься танцами. Поверив в лживые обещания, данные самому себе, и кое как выйдя из затянувшегося пике, я продолжил жить и пить.

Так, пусто и тоскливо, прошел год. Лёха ни разу не обьявился. Я не работал, не мог себя заставить. Жил на то, что приносила Мила. Конечно, ни на какие путешествия я так и не решился. Просто варился в собственном соку. Один мой друг из прошлой жизни как-то рассказал про любопытный эксперимент: одну лягушку кинули в кипяток и она тут же выпрыгнула, тем сам сумев сохранить себе жизнь. Вторую же лягушку кинули в прохладную воду, которую медленно стали нагревать. Она не выпрыгнула. Потому что не смогла понять, когда еще можно, а когда уже поздно. Я чувствовал себя именно этой лягушкой. Сделать что-то, чтобы поменять свою жизнь, боялся и не мог, а жить в этой «бытовой тюрьме» было невыносимо и некрасиво, но безопасно.

За этот длинный-предлинный год, где дни напоминали детский журнал с картинками в стиле «найди пять отличий», я воспрял духом лишь однажды.

Бесцельно гуляя по темным улочкам не самого богатого района города и традиционно напиваясь, я, проходя под желтым фонарем, увидел человека, одетого в лохмотья. Он подошел ко мне и попросил сигаретку.