– Пожалуй, да, похоже. Этакий Лотов геноцид.
– И вы их остановили.
– Я помог сделать это и остался при этом в живых. Впрочем, хеппи-энда не вышло.
– Почему?
– Мне не заплатили. Ни за то дело, ни за другое. На горящем обезьяньем дерьме я зарабатываю больше. Это неправильно, но это так.
Томас усмехнулся и покачал головой:
– Все равно не понимаю.
– Чего?
– Зачем вы занимаетесь всем этим.
– Чем – этим?
Он поерзал на остатках водительского сиденья.
– Воплощением Одинокого Рейнджера. Всякий раз, как вы ввязываетесь в какую-нибудь историю, вам физиономию квасят в кровь, а зарабатываете вы на этом – дай Бог, чтобы на чистку обуви хватило. Живете вы в этой темной, холодной дыре. Живете один. У вас нет ни женщины, ни друзей, и ездите вы на этой помойной жестянке. Жалкая жизнь.
– Вы действительно так считаете? – спросил я.
– Говорю то, что вижу.
Я рассмеялся:
– А вы как думаете, зачем я этим занимаюсь?
Он пожал плечами.
– Все, на что хватает моей фантазии, – это что вы либо полны какой-то мазохистской, закоренелой ненависти к себе, либо просто с катушек съехали. Версию неслыханной тупости всерьез рассматривать не будем из уважения к вам.
Я продолжал улыбаться.
– Да вы меня совсем не знаете, Томас. То есть ни капельки.