Гомер ничего не ответил, только увеличил скорость.
Робби кричал:
— Ты сделал мне больно! Ты сделал мне больно! Плохооооой тяф-тяф!
К его громким воплям присоединилась мать, выскочившая на крыльцо, — она завывала как сирена.
Какофония была чудовищная. Вулф тоже издал нечто вроде воя, чтобы оплакать свой сломанный хвост и сделать эту какофонию безукоризненной, и помчался дальше.
У него не было времени разбираться с этими недоразумениями.
Но и этих двух коротких задержек хватило.
Маленький Робби и полицейский, сами не догадываясь о том, сыграли очень на руку Оскару Фирингу. Приближаясь к бунгало Эмили, Вулф увидел, как от него отъезжает серый седан. На заднем сиденье пыталась вырваться и отчаянно сопротивлялась похитителям маленькая фигурка.
Даже невероятно быстрый вервольф не в состоянии состязаться в скорости с автомобилем.
После квартала погони Вулф сдался и, тяжело дыша, сел на асфальт. Даже в этот драматичный момент он не мог не отметить забавное ощущение: он не вспотел, и ему приходилось открывать рот, чтобы вывалить язык и…
— Проблемы? — осведомился заботливый голос.
На этот раз Вулф узнал кошку.
— О небо, да! — искренне признался он. — И гораздо серьезней, чем ты можешь себе представить.
— Ты голоден? — спросила кошка. — Но этот малыш, которого ты спас… он вполне хороший и толстенький.
— Заткнись, — прорычал Вулф.
— Прости, я просто судила по тому, что Конфуций рассказывал мне о вервольфах. Ты ведь не хочешь сказать, что ты добрый оборотень-альтруист?
— Видимо, так и есть. Я знаю, что вервольфы должны устраивать массовую резню и все такое, но сейчас я должен спасти кое-кому жизнь.
— Думаешь, я в это поверю?
— Это правда.
— Ах, — философски заметила кошка. — Правда — это темная и обманчивая штука.