Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

22
18
20
22
24
26
28
30

Не успел он договорить, как с небес спустилась еще одна гарпия и бросила к ногам повелителя новый труп, на этот раз молодого латиноамериканца в заляпанном грязью белом костюме. Танат тяжело вздохнул. Из широко раскрытого проволочного рта вырвался голубоватый, пахнущий фабричным выхлопом, дымок.

– Они всегда приносят мне мертвецов, и отучить их от этого не удается. Почему нельзя не убивать? Ведь люди гораздо вкуснее, когда в них еще теплится жизнь. Мои слуги бестолковы; это сущее проклятие.

«В таком случае, почему гарпии не убили меня?» – подумал Макс.

Виниловые гарпии оторвали руку распластавшемуся на крыше мертвецу и бросили в хозяйскую топку. Языки пламени отражались в их глазах-объективах. Танат взглянул на Макса.

– Почему ты молчишь?

Макс подумал: «Нужно ответить хоть что-нибудь. Все, что угодно, лишь бы убраться отсюда подобру-поздорову».

– Я сделаю все, что ты просишь. Отпусти меня, и я приведу к тебе людей. Стану твоим этим, как его… эмиссаром.

Последовал новый дымный вздох.

– Ты лжешь. Мои опасения подтвердились. Ты лоялен. Должно быть, повинуешься инстинкту.

– Лоялен кому?

– Ты для меня открытая книга. Тебе виден лишь образ, который я для себя выбрал, а я вижу сквозь твое обличье. Тебе не удастся нас обмануть. Ложь цветет внутри тебя, как ядовитая пурпурная орхидея. Ты не проведешь Лорда.

Он облизнул колючие губы пламенным языком.

«Мне конец, – решил Макс. – Меня скормят этому чудовищу!»

Была ли такая смерть глупой? Абсурдной? Не глупее, чем гибель от нервно-паралитического газа в траншее где-нибудь в далекой стране; не глупее, чем гибель дядюшки Дэнни в цистерне с люминесцентной розовой краской.

– Ты не умрешь, – сказал Танат, словно прочитав его мысли. – Мы сохраним тебя живым в состоянии стазиса. Ты навеки станешь нашим пленником.

То, что произошло следом, заставило Макса вспомнить слоган, что иногда писали на старых бомбардировщиках «Б-12» во Вторую мировую войну, – «Кара небесная». Нечто серебристое молниеносно спикировало вниз и атаковало двух гарпий, возившихся с трупом мужчины в белом костюме. От удара обе гарпии, переломанные и безжизненные, перелетели через край крыши и рухнули вниз.

Грифон притормозил, царапая когтями гудроновое покрытие, и пошел на второй круг. Уцелевшие гарпии взлетели, принимая бой.

Отовсюду – по большей части с севера – возникали новые диковинные фигуры. Среди них был мужчина, паривший в воздухе без крыльев. Он левитировал. Мужчина был похож на ангела, его кожа казалась ослепительно белой, белоснежной. На нем была набедренная повязка из материала, напоминающего фольгу. Голова создания была человеческой, обрамленной светлыми кудрями, но вместо глаз из черепа торчал миниатюрный телеэкран. Глаза оценивающе смотрели с экрана. За мужчиной прибыли еще два грифона, один позолоченный, другой никелевый, а за ними – женщина, летевшая, будто пушинка по ветру. Она была похожа на деву Марию, только обнаженную: пластмассовая Мадонна из того же материала, что надувные пляжные игрушки. Ее глянцевая фигура была раскрашена широкими полосами всех основных цветов. Она казалась бесплотной, словно мыльный пузырь, но одного ее удара хватило, чтобы виниловая гарпия кубарем покатилась по крыше. Сопровождали женщину два вертолета… небольших, размером с лошадь. Нижняя часть вертолетов напоминала средневековых драконов в металлической непробиваемой чешуе. Их когтистые лапы заменяли шасси. Кабины были самыми обычными, но за стеклами не видно было пилотов. Расположенные под темными окнами разверстые зубастые рты извергали громкий, многократно усиленный динамиками хохот. Вертолеты-драконы принялись атаковать оставшихся гарпий, кроша лопастями виниловые крылья.

Танат прогудел приказ, и из горящего дверного проема за его спиной появилась семерка огромных, размером с грифов, летучих мышей с глазами-объективами, вращающимися электроножами вместо зубов и крыльями из тончайшего алюминия.

Мыши с пронзительным свистом пронеслись прямо над головой Макса и ринулись на «Матерь пластиковую». Макс распластался на крыше и закашлялся от дыма. Огонь в дверном проеме разгорался все сильнее.