Собрание птиц

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это Сандина, – объяснила Бронвин. – Она просто потрясающая.

Кучка зрителей начала скандировать ее имя: «Сандина! Сандина!» Женщина опустилась на колени около двери, уперлась в нее широкими плечами, затем медленно, с кряхтением поднялась на ноги. Люди, стоявшие на двери, зашатались и разразились одобрительными возгласами.

Бронвин тоже радостно завопила, и даже Нур крикнула: «Ура!» На ее лице отразились удивление и любопытство. Любопытство. Не ужас. Не отвращение. И я подумал, что она быстро освоится в странном мире.

Я вдруг сообразил, что понятия не имею, куда мы идем. Бронвин и Хью говорили что-то о нашем «доме», но в последний раз, когда я навещал друзей, они жили в огромной общей комнате в цокольном этаже Панпитликума, похожем на проходной двор. Когда мы по хлипкому мостику переходили Лихорадочную Канаву, я, наконец, спросил, куда же мы идем.

– Пока ты лежал у костоправа, мисс Эс устроила так, что мы переехали из дома Бентама, – объяснил Хью. – Подальше от любопытных, которые так и норовят подслушивать чужие разговоры. Осторожно, эта доска шатается!

Он перепрыгнул через доску, она отвалилась и с плеском шлепнулась в черную воду. Нур осторожно перешагнула дыру, но у меня закружилась голова, и лишь огромным усилием воли я заставил себя поставить ногу на другую сторону.

Мы перешли на противоположный берег, двинулись вдоль Канавы и некоторое время спустя приблизились к древнему покосившемуся дому. Его вид противоречил всем законам физики и архитектуры. Казалось, здание стоит вверх ногами: его основание было в два раза уже, чем верхний этаж; второй и третий этажи, нависавшие над пустотой, поддерживал целый лес хлипких подпорок и жердей. Первый этаж был похож на жалкий сарай, на втором виднелись большие окна и вырезанные в стене декоративные колонны; над третьим этажом возвышался внушительных размеров купол. И все это было наклонено под опасными углами, покрыто пятнами от непогоды, давно облупилось и выцвело.

– Дом не сказать чтобы шикарный, – признала Бронвин, – зато наш собственный!

Знакомый тонкий голосок окликнул меня по имени, и я, запрокинув голову, увидел Оливию, выплывающую из-за купола. В руках она держала ведро и тряпку, а веревка, обвязанная вокруг ее талии, туго натянулась.

– Джейкоб! – воскликнула она. – Это Джейкоб!

Она возбужденно помахала мне, я помахал ей в ответ; я был очень рад видеть ее и испытал огромное облегчение от того, что она так приветлива со мной.

От радости Оливия уронила ведро. Оно упало на участок крыши, который мне снизу было не видно; раздался возмущенный возглас, но по голосу я не смог определить, кто это был. Парадная дверь распахнулась с такой силой, что одна петля отлетела с громким звяканьем.

Из дома выбежала Эмма.

– Смотри, кого мы нашли! – объявила Бронвин.

Эмма остановилась в нескольких футах от нас и оглядела меня с ног до головы. На ней была рабочая одежда из грубой синей ткани и тяжелые черные сапоги. Щеки пылали румянцем под слоем пыли и сажи, она тяжело дышала, словно только что пробежала несколько лестничных пролетов. Выглядела она взъерошенной, и на ее лице отражался целый спектр противоречивых эмоций: гнев, радость, обида, облегчение.

– Даже не знаю, что мне делать – то ли дать тебе пощечину, то ли обнять!

Я невольно усмехнулся.

– Может, начнем с объятий?

– Ты полный придурок! Ты всех нас до смерти перепугал!

Она бросилась ко мне и обвила мою шею руками.