Дженнифер Морг

22
18
20
22
24
26
28
30

У меня по коже бегут мурашки.

«А тебе-то как понравилось», – говорю я прежде, чем успеваю прикусить язык.

Но уже поздно.

«Тебе тоже нравится есть, но ты же это не ради удовольствия делаешь, – огрызается Рамона. – И не надо рассказывать, будто тебе самому не понравилось».

Я ежусь от ее злости. Что скажет Мо, когда узнает? Это же не секс – нет, это просто одновременный оргазм с согласным и взрослым человеком, подсказывает язвительная совесть. Черт, какой переплет. Я вскакиваю и шаркаю в ванную для поздней встречи с душем.

«Эй, а как же я?» – возмущается Рамона, пытаясь сдвинуть с себя пустую оболочку своей жертвы.

«Я не хочу сейчас об этом говорить», – бурчу я и откручиваю кран. Чувствую себя грязным.

«Все вы, мужики, такие…»

«На себя посмотри! Вот уж образец для подражания! – Я делаю воду обжигающе горячей, а потом прикусываю язык и становлюсь под струю. – Ты ко мне в штаны хотела забраться, верно?»

«Тебе уже говорили, что ты сволочь, обезьяныш? Если бы я тебя хотела – получила бы прямо там, на балконе в казино, а я чуть не погибла в этом клоповнике».

Она пытается привести одежду в относительный порядок. Марк лежит на полу рядом с кроватью. Она резко бьет его ногой так, что у меня болит ступня, и я вдруг понимаю, что она дрожит от адреналина, вызванного смертельным страхом.

«Скотина!»

Она и вправду напугана – это ехидно подсказывает моя совесть; она уже пару минут гундит, но расслышал я ее голос за шумом в голове только сейчас. Зачем Рамоне врать? Я сглатываю подступившую к горлу желчь. Я ей нравлюсь. Черт знает чем. Заставляю себя придумать какое-то извинение.

«Я больше обычного сволочь, когда сильно пугаюсь».

Звучит слабо, учитывая последующее молчание, но я не знаю, что еще сказать.

«Это точно, – сухо говорит она. – Иди спать, Боб. Сегодня я тебя больше не побеспокою. Сладких снов».

Я просыпаюсь от того, что утренний свет бьет мне в лицо. Одна рука у меня вытянута вдоль кровати, а другая обнимает кого-то за плечо. «Какого черта?» – смутно думаю я.

Это Рамона. Свернулась рядом со мной поверх одеяла и спит, как младенец. На ней по-прежнему вечернее платье, волосы спутаны. У меня перехватывает дыхание от страха, похоти или вины – или от всех этих чувств одновременно: от виноватой, боязливой похоти.

Я никак не могу решить, чего хочу: отгрызть себе руку у плеча или предложить ей сбежать вместе в закат. В конце концов находится компромисс. Я сажусь, медленно вытаскиваю из-под нее руку.

– Какой тебе кофе?