Взгляд из тени,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Знаешь, – заявил Оле, явно пытаясь подбодрить, – когда мы создадим свой мир, там никогда не будет ничего подобного. Или наоборот, мы их создадим, уничтожим, переиграем и снова уничтожим!

Левиафан фыркнул и закашлялся:

– Ох, Оле, пора тебе с компьютерными играми завязывать!

Голем с достоинством пожал плечами и заявил, что не видит разницы между созданием мира на экране и в объективной реальности. Левиафан хмыкнул, потянулся, сбрасывая плед, и вдруг сказал:

– Кстати о нашем проекте. Ты случайно не интересовался службами детской психологической помощи пережившим катастрофы?

– Детям с ПТСР? – удивился Оле. – А что?

На лицо Левиафана медленно наползала шкодливая улыбка – та самая, которая всегда выводила Оле из душевного равновесия.

– Ну, в целом ничего такого, голубчик. Просто скоро у нас появится новый ребёнок. И он будет не в себе.

Оле со стоном закрыл лицо руками, а Левиафан не выдержал и рассмеялся.

Как же хорошо, что его не подстрелили сегодня в этом Штутгарте. Ведь жизнь определённо была прекрасной.

14

– Давай повторим ещё раз, – Левиафан присел на корточки перед кроватью и взял руки ребёнка в свои. – Как тебя зовут?

Маленький, худой мальчишка в джинсах и тёмной рубашке не отрывал взгляд от пола. Аккуратная чёрная чёлка закрывала глаза, и Левиафан подумал, что, возможно, стоило его всё же подстричь. Ребёнок сглотнул и с усилием проговорил:

– М-м-меня зовут Оск-кар.

– Правильно, молодец, Оскар, – Левиафан чуть пожал холодную ладошку. – А меня зовут Леон. Что надо сказать?

Да, ребёнку он раз за разом называл своё фальшивое имя, то, что стояло в земных документах. Легенда не терпела недочётов, а Оскар должен был считать Левиафана человеком. Правда, обращение «дядя» он всё равно раз за разом пресекал: слышать подобное из уст другого демона было уже чересчур.

– Привет, Леон, – ребёнок поднял голову и чуть улыбнулся. Левиафан едва сдержал облегчённый вздох: работало. Динамика, пусть и слабая, но была.

Ненужного демона ему отдали буквально через пару дней, целого и даже относительно подлеченного, под аккомпанемент из насмешливых улыбок и ехидных шёпотков. Даже во взгляде Вельзевула читалось что-то, похожее на сожаление. Неудивительно – обидно терять перспективного работника, а сочувствующий демон определённо потерян. Но Левиафан легенду развеивать не собирался: пусть презирают, пусть считают слабохарактерным, зато подозревать ни в чём не будут.

Он поднялся на землю как герой, со спасённым ребёнком на руках. А вот дальше начались проблемы.

Ребёнок не говорил. Не реагировал на реплики, не помнил старого имени, не желал привыкать к новому, данному Оле (во многом лишь потому, что последней прочитанной големом книгой был сборник Оскара Уайльда). Забивался в угол, целыми днями смотрел в одну точку. Но гораздо хуже становилось, когда мальчишка устраивал истерики – в эти моменты сила, о которой он больше не помнил, выплёскивалась наружу и разрушала всё вокруг.