На ангела покосился, а сам ухмыляется.
– Уже второй час трахается, – добавил многозначительно, и бровями этак сделал, вверх-вниз, вверх-вниз.
У меня покатились слёзы.
Такой же, как все. Господи, противно до безобразия.
– Не плачь, – ангел тихонько коснулся руки. – Оступился, со всеми бывает. Пропадёт он без тебя. В прямом смысле пропадёт.
– Ага, пропадёт, сотрётся весь! – демон прямо расцвёл. – Правильно! Успокой её, скажи, что он – человек искусства, ему необходимы встряска, вдохновение, сильные эмоции. Иначе он не сможет писать, да что там – существовать не сможет! Жить не сможет! Бедола-а-ага!
Последнее слово он протянул жалостливо, но, в то же время, с издёвкой.
По моим щекам слёзы катились уже с добрый горох.
А я что – не в состоянии дать эмоций? Я такие истерики могу устроить, век помнить будет… игрища сексуальные – тоже фантазии хватит. Хватало же. У меня всегда было столько эмоций… раньше.
Он сам не хочет – ни в каком виде. Вот и хожу тише воды, ниже травы. А теперь – нате вам, держи, храни! Душа, Старик Хоттабыч, блин.
– Не-а, тут, понимаешь ли, три-не три – не встанет! – снова заржал демон. – Э-э-э… в смысле не поднимется! Как ни натирай!
– Делай что хочешь, но сохрани, – попросил ангел, проявляя именно что ангельское терпение, игнорируя того, другого.
– Оставьте меня, – слабо произнесла я. – Я… я домой пойду.
Прийти и упасть, накрыться с головой одеялом и чтобы ни-ко-го.
Ангел и демон, наверное, смотрели мне вслед.
– Что ты пишешь? – я подошла к нему, опустила руки на плечи. Он дёрнулся. Хотела погладить, сжала ладони. Хотела поцеловать в макушку. Удержалась. Руки убрала, себя обхватила. Холодно.
Чужой такой.
– Так… ничего, – ответил он с нескрываемым раздражением.
И попытался захлопнуть крышку ноута.