Она не договорила, чувствуя, что слёзы сейчас хлынут потоком, неожиданно злые слёзы. Выскочила из-за стола – посуда задребезжала. Хотелось кричать и бить тарелки. Так некрасиво.
– Знаешь что… – краем сознания Маша понимала, что завтра ужасно пожалеет о сказанном, и что очередная ссора может оказаться последней, но остановиться не могла. – Знаешь что… Хватит, Данька, хватит. Не могу больше. Я на тебя убила столько времени! Все эти годы… хорошо, что не больше… не могу больше… я ухожу, все, хватит, хватит!..
– Убила? – усмехнулся Даниил, чуть приподняв брови. Кажется, это было единственное, что он уловил. На лице застыло непроницаемое выражение.
– Именно. Дань, ты сам, ты-то знаешь, что такое – ждать? Можешь себе представить, каково это? И ещё… что может быть хуже, чем ждать? Это не дождаться, Дань, понимаешь? Я так устала ждать тебя, так устала ждать – и не дожидаться. Так нельзя. Это ненормально. Так люди не живут! Я… ухожу.
– Ну, если ты так хочешь, – взгляд его стал равнодушно-колким, отстранённым. Как она всегда боялась именно такого его взгляда! Чаще всего это означало, что он обижен, и, будь Маша чуть-чуть адекватнее в данный момент, могла бы предположить, что не стоит перегибать палку, слово не воробей… куда там.
– Тебе всё равно? – выкрикнула она. – Ах так… Ну и… к чёрту всё! Не ищи меня. Не звони мне! Всё кончено, Дань. Ты мне… жизнь испортил! Столько лет… Я на тебя убила всё это время, пять лет света белого не видела, никого кругом не замечала, а ты… бессовестный, бессердечный… эгоист! Ненавижу! Ну что ты молчишь?! Да тебе вообще в этой жизни кто-нибудь нужен, кроме самого себя?
Она замолчала, готовясь выдать ещё пару подобных фраз, но слова комом застряли в горле. Какой вообще смысл?
Маша неслась как оглашенная, не разбирая дороги. Снег застилал глаза, девушка плакала и вытирала ладошками лицо, но это помогало мало – густой красивый снег валил огромными хлопьями и вкупе со слезами мешал смотреть. Маша бежала, пока не налетела на кого-то. Этот некто не оттолкнул, а подхватил одной рукой, прижал к себе, как родную, бережно и крепко.
– Ну что ты, девочка? – произнес густой бас над ухом. – Натворила дел, да?
У поймавшего её мужчины были очень добрые глаза. А лицо – старое, морщинистое, в обрамлении седых волос… усы, борода. Взгляд скользнул вниз – шуба красная, во второй руке – посох, искрит, переливается в неверном свете фонарей льдинистыми серебринками.
– Дед Мороз? – пробормотала она и вдруг вцепилась в его плечи намертво, бледные замершие пальцы побелели ещё больше:– Cделай чудо для меня, пожалуйста! Соверши! Новогоднее! Прошу, умоляю!
– Ну что же… ты была хорошей девочкой. Исполнила столько чужих желаний. Пожалуй, я могу исполнить твое. Что ты хочешь, Снегурочка? – ласково произнес Дед Мороз, и Маша сбивчиво стала объяснять, мол, много ссорились последнее время, да, по её вине, и вот сейчас, в Новый год, тоже виновата, наговорила глупостей, и неправды наговорила, и не думает так, и стыдно, так стыдно, и терять его, Даньку, не хочет. Ни за что! Свой, родной, любимый. Но что делать теперь? Слов-то сказанных не вернуть.
– Чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы у него было больше свободного времени! И всё, больше ничего, ничего!
– Но ничего не бывает просто так, понимаешь?
– Понимаю.
– А если тебе не понравится то, что получится?
– Понравится! Хуже быть не может!
– Это же не сделка, просто закон такой, если где-то прибыло – где-то убыло, тут ничего не поделаешь. Мало ли…
– Я согласна! – выкрикнула Маша. И добавила тихо, умоляюще: – Согласна…