Четыре после полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Замолчите! – твердо сказал он. – Мы не станем говорить о самоубийствах. Смотрите на поезд, Сара, и помните: я люблю вас.

Наоми отвернулась и посмотрела на поезд; до него было около мили, он быстро приближался. Приподняв обе руки, она снова притронулась к своему затылку. И Сэм… увидел то, что высматривал. Прямо на белоснежной шее. Он знал, что менее чем в полудюйме проходит ствол ее мозга, и содрогнулся от отвращения.

Мерзкое волосистое образование было покрыто паутинкой белых нитей, под которым скрывалось оно – розовая масса, пульсирующее желе, которое сокращалось в такт биению сердца Наоми.

– Оставьте меня в покое! – вдруг завизжала Арделия Лорц голосом женщины, которую так любил Сэм. – Убирайтесь отсюда, вы, ублюдок хренов!

Однако Сэм не обращал внимания. Приподняв сзади волосы Наоми, он спросил:

– Вы можете различить номер на локомотиве?

Она лишь слабо простонала в ответ.

Сэм раскатал липкий, пропахший солодкой комок в лепешку размером чуть больше паразита, затаившегося на нежной шее любимой.

– Продиктуйте его мне, Сара. Мне нужны эти цифры.

– Два… шесть… о, Сэм, какая нестерпимая боль… словно кто-то пытается разорвать мой мозг на две половинки…

– Не отвлекайтесь, Сара, – прошептал Сэм, прикладывая красную лепешку к омерзительной пульсирующей массе.

– Пять… девять… пять…

Сэм плотно прижал лепешку к розовой пакости и придавил, чувствуя, как барахтается тварь под липким покрывалом.

А вдруг она вырвется на свободу? Вдруг вылезет, прежде чем я смогу ее отодрать? Ведь вся эта штуковина насквозь пропитана концентрированным ядом… что, если он прольется?

Локомотив пронзительно засвистел. И в этом громком свисте потонул возглас боли.

– Не двигайтесь!

Сэм рванул лепешку на себя, одновременно подворачивая ее края и сжимая. Есть! Тварь была пленена в липкой массе, где извивалась и пульсировала, словно крохотное сердечко. На шее Сары остались три крохотные красные точки, как от булавочных уколов.

– Прошло! – выкрикнула Сара. – Сэм, меня отпустило!

– Нет еще, – с мрачной решимостью произнес он.

Красный комок на его ладони судорожно сжимался и разжимался. Гадина рвалась на свободу. Если она…