Материнский инстинкт

— Алло.

— Я могу поговорить с кем-нибудь из родственников Анастасии Павловны, — протяжно осведомился женский голос.

Демьян зевнул, широко открыв рот.

— Если только вы медиум, — неуместно пошутил он. — Кажется, все её родственники умерли давно.

Трубка тяжело вздохнула и снова ожила:

— С кем я разговариваю? Это же телефон Бизюкиной Анастасии Павловны?

— Да. Я снимаю у неё жилье.

Невидимая собеседница секунду колебалась, потом приказным тоном произнесла:

— Я медсестра из больницы, куда её привезли. Она просила разыскать Галину. Нужны документы и вещи. Хотя бы зубную щетку и сменную одежду, если не затруднит, привезите сегодня в первую поликлинику, травматологическое отделение.

Почувствовав, что женщина собирается закончить разговор, Демьян поторопился спросить:

— Она пришла в сознание?

— Ненадолго. Продиктовала номер телефона. Не переживайте, обгорели только руки, правда надышалась ещё дыма. Старушка крепкая, но отдохнуть под нашим присмотром ей не повредит.

— Вещи привезу. Палата какая?

— Оставьте на посту медсестры.

Мужчина едва успел отодвинуть от уха трубку, как она противно запищала, сообщая о разрыве соединения. Только теперь Демьян оглядел комнату внимательней. Анастасия Павловна не отличалась чистоплотностью на кухне, но это помещение словно принадлежало другому человеку. На тяжёлом комоде в ряд словно под линейку расположились рамочки с фотографиями, вещи аккуратно сложены на стуле, на полке несколько книг ровной стопочкой. Больше всего поразила заправленная кровать с тремя пухлыми подушками. Покрывало, словно лист металла — гладкое, без единой морщинки, солдаты бы позавидовали. Демьян бесцеремонно распахнул дверцы платяного шкафа. Ровно сложенное белье распространяло запах порошка и каких-то сладковатых трав. Он вытянул первый попавшийся байковый халат, нашёл на нижней полке несколько пар носков и разложил одежду на кровати. В ящиках комода тоже оказались вещи, мужчина бегло просмотрел их в поисках каких-нибудь документов и задвинул, удовлетворившись двумя полотенцами. Его взгляд наткнулся на прикроватную тумбочку, такую же древнюю, как и вся мебель в комнате. В резной дверце имелось отверстие для ключа, значит, содержимое требовало охраны. Даже не надеясь, что получиться открыть тумбочку, Демьян присел и дёрнул дверцу. Она легко поддалась, открывая вид на стопки бумаг и старые вельветовые альбомы для фотографий. Мужчина быстро нашёл паспорт и полис и уже собрался закрывать дверцу, как вдруг почувствовал внутри шевеление несвойственного ему чувства — любопытства. Он положил документы на стопку отобранных вещей и вынул из тумбочки альбомы. В первом заполненными оказались только несколько страниц. Со старых чёрно-белых снимков глядели хмурые лица высокого горбатого мужчины, четырёхлетнего мальчика и молодой версии Анастасии Павловны. Во времена юности хозяйки фото было редким удовольствием, и люди часто позировали с такими вот лицами в своих лучших нарядах. Неестественные позы, искусственный фон, наигранная серьезность мало отражали истинные характеры изображенных людей. Казалось, что на фото чуждые друг другу люди, почти незнакомые.

Открыв следующий альбом, Демьян замер, волосы на затылке зашевелились, в животе похолодело, будто он выпил не меньше литра ледяной воды. Он быстро захлопнул альбом, словно пытался придавить его картонными страницами паука и вышел из комнаты.

***

Яна проснулась от громких голосов в соседней комнате. Голова гудела, будто она не спала, а пребывала в наркотическом опьянении. Женщина медленно свесила с дивана ноги и помассировала виски. Из-за двери доносился добродушный голос Иннокентия.

— Горемычная бабулька. Яна была права: на её долю выпало слишком много бед.

Демьян молчал, будто и не слышал собеседника.