Материнский инстинкт

22
18
20
22
24
26
28
30

Следующие два дня прошли сумбурно, словно в состоянии похмелья. Яну и её спутников отправили в больницу в знакомое уже отделение травматологии. Женщина рвалась из палаты, узнать о самочувствии друзей, но в первый день её навестил только полицейский. Мужчина подробно расспросил женщину о днях, проведенных в доме Анастасии Павловны и о пожаре, но на встречные вопросы отвечать отказался. Яна рассказала всё, что посчитала важным. Сон, ставший отправной точкой трагичного путешествия, она опустила, побоявшись показаться сумасшедшей и вызвать недоверие оперативного работника.

Вечером Яна собиралась выпытать у медсестры или врача хоть что-нибудь о состояния друзей, но сама не заметила, как провалилась в глубокий сон, больше похожий на кому. Утром Яна с трудом разлепила глаза, ощутив очередной приступ головной боли. На стуле у её кровати сидел знакомый полицейский. Женщина смутно припоминала, что он представлялся, но имя она не запомнила. То ли Владимир, то ли Вадим. Сержант сел ровно и стер с лица любые проявления эмоций.

— Прочитайте. — Он протянул несколько листов, исписанный размашистым округлым почерком. — С ваших слов записаны события, произошедшие в доме по адресу улица Дзержинского, двенадцать. Если согласны со всем вышеизложенным, подпишите и поставьте дату.

Яна аккуратно приподнялась и подложила тощую подушку под спину. Опустив листы на колени, она внимательно пробежалась по строчкам, шевеля губами. Кивнув, она поставила в конце свою подпись. Яна боялась поднять взгляд на полицейского, ожидая, когда же прозвучат обвинения в убийстве, пусть непредумышленного и оправданного самозащитой, но все-таки убийстве.

Владимир аккуратно застегнул папку и впервые позволил себе взглянуть на сидящую напротив особу не как на «фигурирующее в громком деле лицо», а как на несчастную женщину, едва не погибшую от рук сумасшедшей.

— В подвале нашли книги экстремистского содержания, альбомы с фотографиями мертвых людей, даже сатанинскую библию. Пока точно неизвестно количество жертв Бизюковой, но одиннадцать детских черепов разного возраста — это неоспоримое доказательство вины.

Мужчина вздрогнул от жутких воспоминаний. Когда из подвала подняли скелеты и уложили на полу кухни, замерли все. На некоторых черепах даже роднички не заросли.

Горячая волна ярости окатила Яну изнутри, словно кислота, она даже не попыталась скрыть ненависть в голосе.

— Я рада, что эта тварь мертва.

Владимир удивлённо приподнял бровь.

— Вы не убили ее, — нехотя признался он. — Живучая оказалась. Кстати, её подельница тоже жива.

Яна разочарованно выдохнула, её плечи поникли.

— Не убила? — эхом повторила она.

— Она в реанимации, но стабильна. Скорее всего, выживет, — пояснил полицейский. — Один ваш друг уже выписался, другой ещё здесь, но, насколько, мне известно, уже к вечеру его выпишут.

— Мы можем уехать из Славянска?

Владимир попытался улыбнуться.

— Можете. Если возникнут вопросы, вас найдут по адресу и номеру телефона.

Мужчина резко встал и попятился к двери.

— Извините, — пробормотал он, выскальзывая за дверь.

Владимира душил стыд и за себя и за всех полицейских города. За послевоенные события он не мог себя винить, но смерть мужа и сына Анастасии Павловны тоже вызывали много вопросов, но расследование проведено не было, поверили на слово «несчастной» матери и жене.