Охота на Лунина

– Не боишься, что кто-нибудь утечет через забор? – полюбопытствовал Вадим, когда они вновь вышли на крыльцо.

– Все может быть, – Илья неуверенно пожал плечами, – но тогда мы будем знать, кто виновен.

– Ох, друг мой, – покачал головой оперативник, – поверь, не всегда бежит тот, кто виновен.

Страница из дневника:

«После смерти брата одиночество засасывает меня, словно черная дыра. Наверное, это очень избитое сравнение, и так говорить уже давно не принято. Но ведь я не писатель, я просто человек. Человек, вокруг которого никого нет, только пустота и темнота. Нет, конечно, мимо проходят какие-то люди, иногда они даже о чем-то разговаривают со мной, что-то спрашивают, я даже ухитряюсь им отвечать. Но ведь во всем этом нет никакого смысла, а разве может существовать то, что смысла не имеет? Я помню, еще в школе нам рассказывали о том, что мы можем много лет видеть свет давно погасшей звезды. Вот и я вижу отблески света уже погасшей жизни. Вчера я видела Лунина, он прошел мимо и улыбнулся своей детской, наивной улыбкой, которая мне так понравилась еще в первый день нашего знакомства. Лунин… конечно, он не виноват в том, что моего брата больше нет. Он ни в чем не виноват, а значит, не виноват и в моем одиночестве, не виноват в том, что черноты и пустоты вокруг меня становится все больше. Во всяком случае, я пытаюсь изо дня в день убедить себя в его невиновности».

Глава 6,

в которой начинается сентябрь и прочие неприятности

Сентябрь начался странно. Хотя нет, сентябрь, как и положено, начался с первого сентября. Это в принципе свойственно каждому месяцу – начинаться с первого числа, но начинаться с первого сентября может только один месяц, и это, как правило, сентябрь.

Девочки с огромными бантами, аккуратно причесанные мальчики в белых рубашках и брючках с идеально выглаженными стрелками, родители с напряженными и в то же время счастливыми лицами, учителя, почти такие же напряженные, но чуть менее счастливые, чем родители, – все пытаются убедить друг друга в том, что этот день праздничный. На самом деле, все эти люди – и девочки с бантами, и отутюженные мальчики, и, конечно же, их учителя, – все они просто-напросто выходят на работу после долгого летнего отпуска. Ни на одной другой работе не принято поздравлять человека с возвращением из отпуска. Наоборот, работнику сочувствуют и иногда даже, если повезло с руководством, стараются сильно не загружать должностными обязанностями. Но школа – это особый мир, мир, в котором взрослые вынуждены общаться с детьми, причем преимущественно чужими, а дети, соответственно, со столь же чужими взрослыми. Естественно, что в этой странной ситуации без обмана не обойтись, и, чтобы привыкание к нему произошло как можно быстрее, сразу же начинают с ударной дозы. Другое дело, что, выражая радость от встречи друг с другом, а заодно и с пахнущим краской после летнего ремонта зданием школы, дети, их родители и учителя делают это столь энергично и увлеченно, что атмосфера праздника становится по-настоящему искренней и беззаботной.

Учитель ОБЖ – основ безопасности жизни, которому выпала миссия провести урок патриотического воспитания у пятиклассников, поскрипывая маркером, вывел на белоснежной поверхности: «Что такое патриотизм?» – и оглянулся на внимательно следящих за его действиями учеников. Пятый «А». Лучшие ученики из трех прошлогодних четвертых классов, собранные вместе. Еще не успевшие перезнакомиться, передружиться и перессориться. Еще верящие в то, что вот теперь, когда они перешли из начальной школы в среднюю, и начнется настоящее обучение. Что же, возможно, так оно и есть.

Скрипнув, дверь кабинета приоткрылась. Педагог недовольно взглянул в сторону появившегося в кабинете человека, давая понять, что прерывать еще только начинающийся урок совершенно непедагогично, но все же направился к выходу, коротко бросив оживившемуся классу:

– Тишина. Я через минуту вернусь.

Минуту спустя дверь вновь распахнулась, но вместо уже знакомого детям преподавателя в класс один за другим вошли трое мужчин в камуфляжной униформе и натянутых на головы масках-балаклавах. Каждый из мужчин держал в руках небольшой короткоствольный автомат, тускло поблескивающий в лучах еще вполне энергичного первосентябрьского солнца, изо всех сил бьющего сквозь свежевымытые оконные стекла.

Один из мужчин так и остался стоять у двери, равнодушно скрестив на груди руки. Другой прошел вглубь класса и начал невозмутимо, перемещаясь от одного окна к другому, закрывать на них жалюзи. Третий, самый высокий и широкоплечий, расположился у маркерной доски и, постучав по ней указательным пальцем, громогласно провозгласил:

– Тема урока будет другая. Ваша школа захвачена, а вы все с этой минуты – наши заложники. Ты, – указательный палец описал дугу и ткнулся в лицо сидевшей за первой партой упитанной розовощекой девчушке, – пройди по классу и собери у всех мобильные телефоны.

Двадцать девять пар глаз, почти по числу сидящих за партами ребятишек, дружно прервали созерцание торчащего из обрезанной кожаной перчатки пальца и нацелились на третью, стоящую у окна, парту. Именно из-за нее вывалился в проход между рядами и остался лежать на новом, только этим летом купленном линолеуме белобрысый мальчуган, чья загорелая кожа начала вдруг стремительно бледнеть, на глазах принимая оттенок его светлых, выжженных летним солнцем, волос. На мгновение в помещении воцарилась абсолютная, столь любимая учителями тишина, а затем соседка белобрысого мальчишки по парте открыла рот и наполнила класс пронзительными воплями, тут же подхваченными еще восемнадцатью голосами. У девочек в пятом «А» было убедительное большинство.

Wellcome to hell – Илья скользнул взглядом по упорно просвечивающей через толстый слой белил надпись на школьном заборе.

По случаю первого сентября Лунин, пожаловавшись на рези в желудке и получив от ставшего последнее время необыкновенно доброжелательным Хованского разрешение уйти домой пораньше, в час дня уже припарковался недалеко от здания школы, в которой работала его мать, и теперь, заложив руки за спину, неторопливо прогуливался из стороны в сторону вдоль высокого бетонного забора, огораживающего территорию счастливого детства от всех прочих. После посещения магазина в багажнике «хайландера» ожидали своей участи две бутылки красного сухого вина и йогуртовый торт. Зайдя в цветочный павильон, Илья увидел, как продавцы меняют ценники на выставленных в витринах букетах. В сравнении с первой половиной дня, когда особо забывчивые родители закупали для любимых педагогов охапки обреченной на скорое увядание зелени, к обеду цены снизились больше чем на треть. И все же цветы Лунин покупать не стал, зная, что и без его букета квартира матери будет заполнена разноцветным и благоухающим изобилием.

– Илюшенька, ты не поднимешься? – Голос матери в телефонной трубке звучал оживленно. – Я одна все это не донесу. Двести пятый кабинет.

– Сейчас приду.