С таким же треском он распечатал банку венгерских огурчиков, аппетитно хрупнул, подытожил:
— «Орел шестого легиона, орел шестого легиона все так же рвется к небесам…» Легион к бою готов! Разрешите идти, начальник? — Серега, чуть ерничая, приставил ладонь к шапочке.
— Валяй, — вздохнул Батя. — Смотри поаккуратнее… И не горячись. Короче — по обстоятельствам.
— Во-во, Рыба, прикинешь хрен к носу, а то в непонятке торчать — хуже нету.
— Бу сделано! — Парень лихачески развернулся, имитируя строевой шаг, двинулся из «железки», но как только дверь приоткрылась, воровато оглянулся, словно ростом меньше стал, сжался весь, посеменил к «фургону», открыл «ящик», выдернул сумку, вытащил одну из курток, что поздоровее, надел на себя, утер рукавом нос и упруго-пьяной походкой направился к сложенным из декоративного кирпича воротам, на макушке которых красовалась надпись: «Лазурный берег».
— Во артист, а? Прямо этот, ну как его…
— Кио, — откликнулся Батя.
— Кио? А кто это?
— Иллюзионист.
— Клоун, что ли?
— Навроде.
— Не, я про этого… Про Смоктуновского. — Похоже, это была единственная фамилия, которую смог вспомнить двадцатитрехлетний парень. — Он здорово этих, барыг, играл. Скажи, Геннадьич? — обернулся он за поддержкой к Грешилову, как к признанному грамотею.
— Ага. «Все говорят — нет правды на земле. Но правды нет и выше. Для меня так это ясно, как простая гамма…» — процитировал тот на память.
— Точно, это из кино. Там еще про рыцаря, что жадный был, как сто банкиров, все золото копил втихаря…
— Это другая история… «Да! Если бы все слезы, кровь и пот, пролитые за все, что здесь хранится, из недр земных бы выступили вдруг, то был бы вновь потоп — я захлебнулся б в моих подвалах верных». Да… — раздумчиво повторил Греши-лов. — Совсем другая история…
— А по мне — все они одним миром мазаны, — подытожил боец. — Кончать всех надо. Пока они нас не кончили.
Назар еще днем почуял муторную пустоту где-то под ложечкой. Вот леший их всех забодай! Ведь знал же — добром не кончится! А выходит — сам лихо назвал.
Теперь — расхлебывать.
Свечерело скоро. Еще часа в три Назаренко выцепил из каталажки ханурика, повязанного прошлой субботой по мелкому воровству, сказал просто и без затей:
— Слухай меня внимательно, Кащеич. У тебя отсюда два пути — или в казенный дом попылишь, к Хозяину…