— Да.
— Выполняйте.
— Есть.
— У вашего Кербера не возникнет соблазна э-э-э… проявить инициативу?
Скажем, по вашему освобождению. На вашу жизнь мне, честно сказать, наплевать, а вот мне страсть как жить охота… — интересуется Тишайший.
— Здесь приказы не нарушают. Это принцип.
— Да? А Альбер?
— Именно поэтому он мертв. И это знают все.
— А вот это приятно… Ну что, двинулись?
— Двинулись.
Отмыкаем тяжеленную дверь и выходим, так сказать, на оперативный простор.
Спускаемся в подземный этаж. Коридоры залиты мертвенно-белым люминесцентным светом. Впереди, уверенным шагом. Тишайший, за ним — Решетов, потом Лена и Валериан, я — замыкающий. Штука довольно неприятная: хотя никаких людей нет, но постоянно чувствовать на себе взгляд десятков камер слежения, этих бездушных зрачков… И кто знает, сколько подземных этажей в Замке, сколько еще невидимых приоритетов и уровней, на каждом из которых смогут легко принять решение о ликвидации. Именно так: не о расстреле, не об убийстве — все это слишком по-человечески, — а об устранении или ликвидации. Словно люди — просто препятствия на поле для игры… Что за игра?.. Солдатики, кегли или — Королевский Кро-кей… Бог знает.
Ворота отворены; у входа стоит весьма презентабельный «мерседес»: как определенные люди не курят ничего, кроме «Мальборо», только потому, что ниже им не положено, так и банкирам не положено кататься ни на чем ниже бронированных «мерсов». Усаживаемся. Тишайший возится под днищем с каким-то приборчиком: проверяет на «пластик». Ну что ж, береженого — Бог бережет.
Сажусь за руль.
— Мы прокатимся до автострады. Не возражаешь? — спрашиваю Решетова.
— Обратно мне что, пешочком?
— А это как знаешь. Можешь на такси… С деньгами проблем нет?
— Хм… Все шутишь… Знаешь, уезжай отсюда, Дорохов. Совсем уезжай.
Романтики в этой стране долго не живут.
— Это циники долго не живут. Нигде. А Русь без романтиков — это как поле без одуванчиков. Такого просто не бывает.