Любовь и доблесть

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну да...

– Дали мне в тыкву, тэскээть, для тонуса...

– Я же уже говорила...

– Погоди, Даша, это как раз в порядке вещей. Что дальше? Дальше я, как и следует разочарованному и немолодому страннику, напился... Один. Ни одного постоянного контакта, ни одного собутыльника дельного.

– Ты не бредишь?

– Мыслю вслух... Дальше? Пробудился следующим утречком и пошел похмеляться. И тут – первый прописанный собутыльник – за жизнь как складно излагал! Старик, на деревянной ноге. Лет семидесяти с гаком. Нигде не встречала?

– Нет.

– Дальше – больше. Какие-то быки, да что быки – бакланы беспонтовые, ни с того ни с сего к деду пристают, бьют, ханурик какой-то за него вступился... А у меня еще после давешнего досада не прошла, укладываю двух этих носорогов, да с шумом, и спокойно иду домой. Тосковать. Что было дальше?

– Что? – вежливо повторила Даша.

– Наезжает «копейка» с вусмерть обдолбанными наркошами, едва не сбивает с ног, а один из них тычет в меня болванкой «ТТ». Нашел «пианиста и педагога», сердешный!

– Что такое болванка «ТТ»?

– Ствол, который не стреляет. Наркоманов я огорчил, и тут – объявляется вполне милицейская бибика и за мною гонится ленивый сержант в «лифчике».

– Почему ленивый и почему в «лифчике»?

– "Лифчик" – это «броник», бронежилет, неудобный и тяжелый. А уж почему сержант был ленив – пес его знает! Дальше... Дальше было «дежавю» – жара, скверик... Потом я отрывался – не знаю сам от кого, ушел и – тосковал битый день в брошенном доме, среди обрывков обоев, в обществе стойкого оловянного солдатика, поломанной куклы и домового... И вспоминал «трудное детство»...

«Скажите, у вас было трудное детство?»

– Олег, я...

– "А у меня было очень трудное детство!" Не надо комментариев! Это пароль-отзыв! Из культового Бонуэлева «Скромного обаяния буржуазии». Там неприкаянный и никому не нужный солдат все искал, кому он может рассказать хоть что-то...

– Ты тоже ищешь?

– Нет. Людям нет дела до чужих ран.

– Данилов, при чем здесь...