Акула,

– Алло! Серый, опять ты прикалываешься?

– Я.

– Из-за твоих идиотских шуток меня когда-нибудь уволят. Знаешь, с кем ты сейчас разговаривал? С проверяющим. Из. Москвы. Они у нас как раз «секретку» смотрят. Соображай, что делаешь, они же не врубаются!

– А чего он телефон хватает?

– Потому что! Ну, говори быстрее, чего хотел?

– На тебя посмотреть, себя показать.

– Только не сегодня!

– Игорек, мне надо только пять минут. Буквально в глаза тебе загляну – и все. Уж очень сильно соскучился. Ну, не будь таким противным!

– Черт с тобой! Через полчаса в нашем месте. Успеешь?

Под «местом» понималось небольшое кафе в соседнем с РУБОПом здании. Гражданских лиц там, наверное, и не бывало, зато в любое время сидело десятка полтора сотрудников, как борцов с оргпре-ступностью, так и «земельных» оперов, заехавших повидать знакомых, поделиться информацией или, напротив, попытаться что-нибудь выведать. На письменные запросы, составленные и отправленные в полном соответствии с правилами секретного делопроизводства, РУБОП отвечать не любил, просто молчал или слал «отписки», так что деловые отношения между региональным управлением и другими подразделениями строились, по большей части, на основе личных контактов между сотрудниками.

Игорь Фадеев и Волгин начинали операми в одном отделении и считались почти что друзьями. В начале девяностых их пути разошлись: Фадеев, всегда тяготевший к стрелкам, теркам и разборкам, перевелся в ОРБ [2], а Сергей вообще оставил службу в милиции, несколько лет провел на «гражданке», юрисконсультом частной компании, и вернулся в органы после развода с женой.

В период волгинского «ухода» они не общались – Игорь почему-то решил, что Волгин «продался бандитам», и встреч избегал, а встретив, руки не подавал, но потом все как-то наладилось. Они смогли объясниться, несколько раз совместно выпивали, а в последнее время и работали, пару раз – достаточно результативно.

В кафе Фадеев опоздал. Влетел, весь взмыленный, когда Сергей допивал уже второй «капучино», махнул рукой кому-то из коллег и упал на стул:

– Не извиняюсь – проверяющий всю плешь проел. До каждой запятой в бумагах докапывается! Еще и денег на меня повесили.

– Много?

– Сто тридцать рублей тридцать копеек.

– Красиво живешь!

– Да ну, уроды! Я полторы сотни казенных денег на оперативные расходы списал, на аренду помещения. Причем не пропил, натурально списал! Мы три дня в засаде сидели, одного козла черномазого ждали, который мокруху замолотил. С одной из его подружек добазарились, она в свою хату пустила – там мы его и повязали. Пока ждали – жрать чего-то должны были? Не девку же объедать и неудобно, и холодильник пустой. Я потом с нее расписку взял, все по-честному. Только не писал про три дня, для простоты оформили одним числом. В бухгалтерии все проскочило, а этот клерк очкастый пощелкал своим калькулятором и заявляет, что у меня перерасход – согласно какому-то там приказу, на аренду квартиры в оперативных целях выделяется девятнадцать рублей семьдесят копеек. В сутки. Ты представляешь?

– А ты сколько хотел? Тебе волю дай, так все деньги государственные на своих баб спустишь.

– Да если б на своих! Этот чучмек что, моего родственника грохнул? Или я с его подругой развлекался? Да ты бы видел эту хату! Тараканы с сорок третьим размером ноги, окаменевшие носки под подушками и еще дура эта… Мало того, что страшная, так еще и рта не закрывала все три дня. То ей страшно, то ей холодно! Терпели только ради дела… Ладно, черт с ними, пусть с зарплаты высчитывают.