— Каринка где?
— Скоро должна быть, — ответил Ледогоров, отводя глаза.
— Грязь с себя хочу смыть тюремную. Запах богомерзкий узилища… К шести вечера — сбор. Всем передай.
— Понял, Виктор Палыч.
— Ну, коли понял, ступай. Сам приходи пораньше — потолкуем.
Раздался вызов уоки-токи. Охранник снизу доложил, что прибыла Карина.
Бабуин вернулся к пяти. Антибиотик встретил его посвежевший, в барском халате с кистями на поясе.
— Ну вот, Валера, смыл я дух тюремный, омерзительный.
— Так… чего ж… — неопределенно сказал Ледогоров. Он, по правде говоря, и раньше, когда вез Антибиотика из Крестов, никакого такого духа тюремного не уловил.
— Присаживайся, дорогой, — радушно продолжал Палыч, — угощайся чем Бог послал. Вина отведай. В виноградной лозе сила скрыта благородная.
Антибиотик собственноручно налил «Хванчкару» в хрустальный фужер Бабуина. И снова не заметил, как у того дернулся кадык под мощной челюстью. Ледогоров отлично понимал, что та, заряженная, бутылка стоит на Наличной, но никак не мог отделаться от нехорошего чувства. Из темно-рубиновой глубины фужера веяло могилой. Пересиливая себя, он все-таки сделал глоток. Следов яда в организме не будет уже через четыре-шесть часов, — говорил спец. — Более того, остаточные токсины практически не подлежат идентификации… А диагноз гарантирован: острая сердечная недостаточность. От этого яда уже умер в тюремной больнице главный свидетель по делу Антибиотика — киллер по кличке Туз. Диагноз был тот же.
Бабуин сделал глоток… Дернулся кадык. Палыч смотрел маленькими ласковыми глазами.
— Ну, Валера, рассказывай. Хочу в дело до прихода остальных въехать.
Ледогоров сдержанно похвалил вино и начал свой доклад. Антибиотик, собственно, не терял контроля над своей империей даже в тюрьме. Контролеры в Крестах несколько раз отбирали у него сотовые телефоны. Но информация все равно поступала. Причем шла в обе стороны. Все так! И тем не менее, слушая Бабуина, Виктор Палыч на глазах мрачнел. Трехмесячное личное отсутствие уже сказалось. Уже ощущался разброд, понизились взносы в общак, братва стала позволять себе шалости. Три бригадира заявили о своей автономии. А это уже серьезно!
Палыч не знал, что сепаратистские тенденции сам же Бабуин тайно и подогревал, распространяя слухи, что из Крестов Антибиотик отправится на зону. А оттуда уже не вернется. Ледогоров сознательно разваливал криминальную империю. Он был не ахти какой стратег, но верно предположил: ослабляя империю, он ослабляет Палыча. А потом… потом он сумеет всех поодиночке подмять под себя.
Бабуин излагал свою версию. Виктор Палыч мрачнел все больше. Три месяца, думал он. Всего три месяца! А если бы упаковали на год? За это время его место успел бы занять другой… трон пустовать не должен.
К шести часам вечера, когда собрался круг приближенных, Антибиотик уже имел представление о том криминальном раскладе, который лег на карту Санкт-Петербурга. И этот расклад Палычу сильно не нравился. Еще меньше он стал нравиться после доклада министра финансов — Моисея Лазаревича Гутмана. Дела-то, оказывается, обстоят еще хуже, чем изложил Валера Ледогоров. А отвечать придется за все ему, Виктору Палычу. Большие люди с него спросят. Не с Бабуина, не с Гутмана — с него!
Опыт подсказывал — порядок нужно наводить немедленно и железной рукой. Только так можно восстановить утраченные позиции и вернуть уплывающие на сторону деньги.
Трем отколовшимся бригадирам были назначены стрелки.
Для большинства жителей Санкт-Петербурга арест Антибиотика прошел почти незамеченным.