Послышался рокот вертолета, и через несколько секунд из-за мыса выскользнула тень вертушки. Сашка Черемной что-то гортанно приказал полуголому, в наколках, бойцу Непобедимой Армии. Тот быстро залопотал в японскую радиостанцию. Черемной внимательно вслушивался. Исключить то, что эта желтая обезьяна передаст все-таки какую-то условную фразу сообщникам, было нельзя.
Вертушка с ревом прошла над баркасом. Черная тень на мгновение закрыла диск луны, обрушила потоки плотного воздуха и унеслась к яхте. До LadyN оставалось три-четыре кабельтова. На мостике поблескивали линзы бинокля. Баркас плавно покачивался, убаюкивал. Вертолет едва не срубил верхушки мачт.
Вблизи костлявая британская леди оказалась не такой уж и белоснежной. Местами на краске проступали желтые и серые пятна. При дневном свете они должны быть еще заметней. На мостик яхты, вывели двух человек, осветили прожектором. Один был на голову выше всех остальных. Белый, грузный — Торвилл. Экипажу вертолета явно демонстрировали заложников, давали понять, кто хозяин положения. На баркас, подошедший к борту LadyN, никто не обращал внимания.
— Пошли! — выкрикнул Сашка Черемной из-под мешка. Сквозь рев вертолетного двигателя его голоса не услышали, но как-то все же поняли, что — пора. Мешки на дне баркаса мгновенно разлетелись в стороны, и четыре фигуры в черном разом прыгнули на борт не шибко чистоплотной английской леди. Их появления не ждали. Четырнадцать полуголых бойцов Непобедимой Армии погибли, не успев даже удивиться. Морские пехотинцы работали ножами. И каждый удар ножа был смертельным. Через несколько секунд на скользкой от крови палубе остались шестеро живых: четыре советских морских пехотинца, брат демократически Избранного президента и грузный англичанин. Двое последних были скованы наручниками.
Вертолет ушел чуть в сторону, стало заметно тише.
Сашка Черемной поднялся на мостик. Он все еще держал в руках окровавленный кинжал. На огромного черного Сашку изумленно пялились две пары глаз. Черные — азиата и пропитые, бесцветные — европейца.
— Мистер Торвилл, — сказал капитан-лейтенант, — с вашей головы упал хоть один волос?
— Нет… сэр, — англичанин попытался поднять правую руку к лысоватому черепу, но не получилось — наручники сковывали ее с левой рукой брата президента.
— А с вашей головы, мистер Мой? — спросил Сашка, пристально глядя в мутные раскосые глазенки. Президентов братан что-то промычал.
— Вы кто? — выговорил наконец британский революционер.
— Конь в пальто, — зло сказал капитан-лейтенант по-русски и сплюнул на палубу.
Сверху прогрохотала пулеметная очередь — с вертолета расстреливали уходящий к морю баркас.
Гурецкий опустился в шезлонг, закурил. Рядом на кромку фальшборта сел Птица. Луна светила им в спину. Капитан-лейтенант Черемной негромко докладывал кому-то по радио. Снова ударила очередь с вертолета, и в море взметнулся яркий огненный столб. Похоже, пули попали в бензобак стодвадцатисильного подвесного «Эринвуда». Вспышка осветила лицо Лехи, подбородок с ямочкой, плотно сжатые губы.
— Ненавижу, — сказал он.
— Кого? — спросил Мишка.
— Убийство… ненавижу. Устал я, Миха, от крови. Птица встал, повернулся и зашагал на корму.
Вслед ему удивленно посмотрел капитан-лейтенант Черемной.
Колоть Ваську Ливера не пришлось. Сам потек. Что ж, бывают в следственной практике такие приятные сюрпризы. Нечасто, но бывают. В данном случае при виде автомобильной аптечки сработали стереотипы мышления: уж если ЧК, то обязательно пыточный застенок.
Ливер потек от собственного страха. То, что он рассказал, вызвало у комитетских следаков шок. В городе уже установлены два заряда. И по крайней мере один — приведен в боевое положение. Точное время взрыва Ливер указать не мог. Что-то около полуночи…
— А точнее? — спросил старший лейтенант Смирнов.