Покореженное эхо

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ее данные мы узнали в гостинице. Далеко не убежит.

– Уже убежала.

Их мирную беседу у камина нарушил врач-эксперт.

– Послушайте, господа. Хозяин умер примерно в то же время, как здесь появилась Настя. Стреляли в упор, примерно с расстояния в метр. Калибр пули небольшой. Клиента надо отправить на вскрытие.

– Хорошо, Виктор Николасвич. Кораблеву он больше не нужен?

– Нет. Труп он осмотрел, теперь пылинки с пола собирает.

– Увозите. Учтите, от вскрытия зависит припев всей песни. Не подведите.

– Ладно тебе, Степа. Каждый раз одно и тоже.

– Однако ты первый развел руками.

– Я тут не причем. Настя шухер навела.

– И эту версию примем во внимание. Только у Насти калибр покруче будет.

Врач отправился на улицу за санитарами.

– Тут вот что, Настя, просьбочку я твою выполнил. За покойничка нам не уцепиться. Чистый парень. Фирмач. Зарабатывал хорошие деньги, платил все налоги, занимался спортом. Упрекнуть нам его не в чем. Хуже всего то, что он сирота и не женат. Прокуратура, конечно, даст санкцию на обыск его квартиры, но вряд ли это поможет делу. Либо он честный парень, либо слишком умный.

– Честных не убивают, а умные уворачиваются. Бьюсь об заклад, что его укокошили. У меня эта девчонка из головы не выходит. Ты понимаешь, Степа, я ведь неплохо разбираюсь в людях. Ложь очень трудно скрыть, тем более на протяжении двух часов. Именно столько, в общей сложности, я с ней общалась. И тут еще этот портье. Он-то видел ее сестру и мужика этого видел. И шляпу запомнил, и зонт, и номер машины. Все ясно, как на ладони, а понять я ни черта не могу. Еще письмо сестры меня с толку сбило.

– Покажи-ка мне это письмо!

– Блин! Я же его не взяла! В офисе осталось. Но кто же знал?

– На пенсию пора, Настена. Ошибка за ошибкой. Тебя трудно узнать. Какие вы фокусы с Журавлевым и Метлицким вытворяли, страшно вспомнить, а на элементарщине сыплешься.

– Ладно, проповедник, что делать будем?

Заскрипели ступени винтовой лестницы. Спускался Александр Леонидович Кораблев. Самый дотошный эксперт на Петровке. Полковник в тридцать шесть лет, но форму никогда не носил, что позволяло Марецкому вести себя с ним запанибратски. С врачом он себе этого позволить не мог. Тому под шестьдесят, седой, как собственный белый халат, да еще полнота придавала лишней солидности в довесок к опыту.

– Ну что, Алик, зря ехали? – начал издали Марецкий. – Сдадим Настену областному УВД, и пусть они из нее соки жмут.