— И вот, Натан, мы подходим к вопросу, почему я лично оказался здесь. Ты, наверное, думаешь: какие дураки эти американцы. Так оно и есть. Они ужасные дураки. Если убедить американцев, будто что-то является высоко нравственным, они за это готовы перерезать себе глотку. Ну, конечно, если их кто-то не остановит.
— Кто? — вопросил Натан.
Он сидел на заднем сиденье машины, припаркованной под метромостом. Высоко над головами проносились поезда. В некоторых американских городах поезда метро ходят не под землей, а над землей. И каждый раз, когда над головой грохотал поезд, Натан вздрагивал, потому что боялся, как бы мост не упал вместе с поездом. В Москве часто рушатся целые здания, так почему бы не свалиться этому поезду, который грохочет и трясется?
— Мы, — ответил Спеск. — Мы их остановим. Видишь ли, наши генералы не хотят, чтобы капиталисты сами перерезали себе глотку, потому что тогда в наших генералах не будет никакого проку. Они бы хотели, чтобы все выглядело так, будто их руки лежат на бритве. И для этого им постоянно нужно что-то делать, но всякий раз, как они что-то сделают, капиталисты кажутся умнее их. Потому-то мы и приехали в Америку и оказались в Бронксе, в этой трущобе.
— По мне, это вполне нормальное место, — заявил Натан.
Магазины работали, витрины ломились от товаров, по улице шли очень приличные люди — в одежде без заплаток и в обуви, не подвязанной веревками.
— По американским стандартам — это трущобы. Есть, правда, места и похуже, но это неважно. Я приехал сюда лично по одной простой причине. Если бы я отдал все на откуп нашим генералам, то они бы написали отчеты, где было бы много слов и мало смысла, а потом — независимо от того, что бы на самом деле произошло, — получилось бы так, что они все предвидели заранее. Наши генералы такие же дураки, как и американские. По правде говоря, их просто не отличить друг от друга. Генерал — он и в Африке генерал, и поэтому, когда генерал сдается в плен, победитель приглашает его на ужин. Все они одного поля ягоды. И вот мы с тобой приехали сюда, чтобы выяснить, из-за чего же поднялась вся эта суматоха, а когда во всем разберемся и решим, что надо делать, то вернемся на родину и оба станем героями Советского Союза. Понял?
— Да, — обрадовался Натан. — Героями.
Он думал, как было бы здорово выстрелить вверх, в проходящий поезд, и попасть кому-нибудь в колено или в пах. Попасть в пах — великолепно, только вот люди после этого редко умирают. А пистолет по-прежнему у полковника. Но он вернет его, как только они встретят налетчиков.
— Налетчик! — радостно заорал Натан, указывая пальцем на человека в синей униформе, в белых перчатках и со свистком во рту.
Он стоял на середине очень широкой улицы, по обеим сторонам которой возвышались огромные здания. Великолепная мишень. У него даже была на груди блестящая звездочка. Натан вполне мог бы с такого расстояния всадить пулю прямо в эту звездочку.
— Нет, это не налетчик, а ниггер-регулировщик, — возразил Спеск. — Но чернокожие американцы не любят, когда их называют ниггерами.
— А как бы они хотели, чтобы их называли? — спросил Натан.
— Как когда. Зависит от времени. Сначала слово «негр» считалось хорошим, а «чернокожий» — плохим. Потом, наоборот, «чернокожий» стало хорошим словом, а «негр» — плохим. Потом хорошим стало «афро-американец». Слово «ниггер» негры никогда не любили. Однако очень многие налетчики черные. Я бы сказал — большинство.
— А что, разве расистская полиция не стреляет в черных афро-американских ниггеров? То есть в негров.
— Очевидно, нет, — ответил Спеск. — А то бы не было проблемы преступности.
— Ненавижу расистов, — заявил Натан.
— Это хорошо, — одобрил Спеск.
По его расчетам, здание, которое они искали, должно было находиться чуть ближе к Манхэттену, центральному району Нью-Йорка, но все же не в центре, а в этом окраинном районе под названием Бронкс.
— А еще я ненавижу африканцев. Они черные и мерзкие. Мне блевать хочется, когда я вижу что-то такое гадкое и черное, — сказал Натан и сплюнул в окно. — Со временем социализм покончит с расизмом и с черными.
ebooksa